Гроза Островского | страница 2
— Познакомитесь, — сухо отрезает моя мать.
Ну, по мне так с этого надо было начинать. А сейчас, извините, осадочек остался. Предложите мужику на крайняк одну из моих сводных сестер. Почему нет? Думаю, они будут счастливы.
Вообще-то, если кто-то рискнет назвать меня Золушкой — могу и в морду дать. Я девушка боевая и спортивная. С двенадцати лет меня накрыла любовь к любым проявлениям скорости и экстрима. Я обожала качели, тарзанки, самокаты, ролики, ну и разумеется самые жуткие аттракционы в парке. Мать не знала что со мной делать. Ужасно переживала, что дочь ведет себя как мальчишка. Не желает отращивать волосы и носить платья. Николетта всегда говорила, что это от отсутствия сильного плеча и твердой руки в нашей семье. Ведь она растила меня без мужа — папа погиб на буровой вышке где-то далеко, в Америке. Какого его понесло работать в такую даль мама не могла объяснить внятно. Став взрослее я начала подозревать, что все это сказка, которую придумала родительница. Она вообще часто лгала, придумывала несуразные истории, иногда совершенно неправдоподобные, даже немного безумные. Поругалась из-за этого с лучшей подругой Ириной — единственным разумным человеком в нашем окружении. Мне тогда было десять лет, и стало для меня настоящей трагедией. Ирина была не просто подругой, а моей крестной. Очень доброй, заботливой. Мама часто просила ее посидеть со мной в детстве. Для меня Ира была второй мамой. Делала со мной уроки, покупала вещи, которые не разрешала мама. Ролики, самокат. Николетта категорически была против подобных вещей. А я — обожала.
Ирина с матерью учились вместе в школе. Крестная говорит, что моя мать всегда была такая. Немного не от мира сего. Вечно какие-то фантазии, вымышленные герои романа. Ну и в реальности мужчин было слишком много — родительница вечно за кем-то увивалась, с кем-то флиртовала и переживала бурные романы. Даже внешне мы с Нико — так Ирина зовет мою родительницу, полные противоположности. Она — пышногрудая блондинка, ростом всего сто шестьдесят пять сантиметров, всегда вызывающая у мужчин инстинкт защитника и самца. Я же — довольно высокая, худющая брюнетка, почти весь подростковый возраст проносившая на голове мальчишеский ежик.
Вообще-то Николетта должна бы понимать и принимать мою необычность, ведь сама считалась женщиной креативной, относила себя к богеме — была неплохой художницей-портретисткой, вращалась в светских кругах нашего города, и, надо сказать, неплохо зарабатывала на своей мазне, которая мне не нравилась, если честно. Но толстосумы пищали от восторга. Но видимо нашей семье на роду было написано переживать остро конфликт отцов и детей — потому что своих бабушку и дедушку я видела крайне редко. Бабуля тоже была художницей, жила в далекой деревушке под Калугой, практически затворницей. Тоже с сотым по счету мужем. И с нами связь практически не поддерживала. Насколько я смогла вытянуть из матери — причиной была давняя ссора. Обидно конечно, когда нет бабули. Дедушка умер пять лет назад — говорят пил сильно. Мы даже на похороны не поехали… С родителями отца отношения не поддерживаем. Вроде как они терпеть маму не могут. Так что все мои близкие — мама да брат. Но и с Егором мы не близки — мама отправила его к бабушке под Калугу, как только я родилась. Не могла справляться с двумя. Разница у нас с братом 12 лет. Когда приехал в нашу трешку от бабушки — уже школу закончил. В армию идти не хотел… Мама помогла откосить. Странное дело, столько лет не воспитывала сына, а вот вернулся взрослый состоявшийся мужчина и в Николетте будто проснулся материнский инстинкт. Может чувство вины — не знаю. Но она начала всячески обхаживать Егора, вплоть до сюсюканья. А вот у меня с братом не сложилось. Он считал меня слишком упертой и дерзкой. Пытался воспитывать, давить авторитетом. Короче вместо поддержки обрела еще одну головную боль. Стыдно конечно что ни единый человек в семье мне не близок… Возможно, поэтому я так переживала потерю крестной. Когда Ирина перестала приезжать к нам — мы жили в разных концах города, я засыпала маму вопросами, что случилось. Очень скучала. Но мама как всегда отмалчивалась. Эта потеря оставила в моей душе незаживающую рану. И сейчас, в момент, когда решалась моя судьба, когда все семейство ополчилось против меня, решив насильно выдать замуж, я как никогда остро тосковала по Ире. Сейчас мне как нельзя кстати пригодилась бы фея-крестная.