Последние дни я сблизился с Вероникой. Хотя убеждал себя этого не делать. Во мне жила пустота, которую надо было чем-то или кем-то заполнить. Катя исчезла. Маньяк пропал. Юля, больше не звонит. Наши проиграли. Умер Майкл Джексон. Надо было как-то настроиться на позитивную волну.
Мы сидели с Вероникой в кафе. Я пристально разглядывал ее. Мне нравилось смотреть на ее лицо. Она была красива. И эта красота была в моей власти. Не потому что я крутой спортсмен, успешный бизнесмен, влиятельный политик или Бэтмен. А по моей версии, благодаря химии, о которой я как-то рассказывал Юле. Моя химия поразила эту львицу, и она стала кроликом. Правда, очень красивым кроликом.
— Do't touch beauty. But only see, — сказал я, задумчиво глядя на свою спутницу.
— Чего? — сдвинув брови, спросила она.
— Ничего, пупсик. Это я так. О своем.
Красота и уродство как маска, подумал я, продолжая смотреть на Веронику. Они отвлекают окружающих от человеческой сути их обладателей. За красотой или за уродством мы чаще всего не видим самого человека. Когда человек красив, первое, что мы скажем о нем, если нас спросят — «он красивый». Тоже самое, про урода. Людей же не красивых и не уродливых, мы воспринимаем напрямую, без помех. Так что же такое человеческая красота? Какая у нее формула? Можно ли описать ее? В чем ее тайна? Счастливы ли ее обладатели? Вопросы, которые меня сейчас абсолютно не мучили. Я просто наслаждался внешностью моей собеседницы.
— Откройся мне, о чем ты думаешь? — сказала вдруг Вероника. — Что у тебя на душе? Я все пойму.
Я, естественно, не хотел грузить ее всеми своими рассуждениями. Тем более открывать душу.
— Знаешь, кажется Маруа сказал: «Мужчина обнажает свою душу так же робко и не сразу, как женщина свое тело».
— Да уж, точно, — согласилась она. — Развести вас на это сложнее, чем уложить нас в койку. Но я, глупая, хочу чтобы ты меня полюбил. Поэтому мне важно, что у тебя творится там, — она ткнула пальцем мне в грудь. — Я собираюсь завоевать твою любовь. Хотя обычно происходит совсем наоборот. Боже, неужели я унижаюсь перед мужиком, — она закатила глаза.
— Милая Вероника! Любовь, которую надо завоевывать, ненастоящая любовь. Это значит, что на самом деле ее нет. Если любовь можно вызвать поступком или поведением, то, по теории, любой, кто на это способен, может влюблять в себя направо и налево?
— Да. Именно так, — зло сказала Вероника.
— А как же тогда — «сердцу не прикажешь»?
— Ты слишком много философствуешь.
