– Что с того?
– Капитан, – сказал Леоман, – твой отряд поедет перед нами. Нужно очистить для меня и моих воинов дорогу ко дворцу. В «безопасные казармы», о которых говорил покойный фалах'д, следует поместить тех солдат из дворца и городского гарнизона, которые проявят нежелание исполнять мои приказы. Прошу убедиться, что там они и вправду в полной безопасности. Когда закончишь с этим, явись ко мне во дворец для получения дальнейших указаний.
– Сэр, – возразила женщина, – мне не по чину делать то, о чём вы просите…
– Уже по чину. Отныне ты – третий человек после меня и Корабба Бхилана Тэну'аласа.
Она вновь бросила на Корабба быстрый, но невыразительный взгляд.
– Как прикажешь, Леоман Кистень, фалах'д И'гхатана.
Синица повернулась в седле и заревела:
– Кру-у-гом! Живо-живо, свиноводы проклятые! Мы в авангарде нового фалах'да!
Конь Ведора развернулся со всеми остальными и пошёл рысью. Безголовое тело подпрыгивало в седле.
Корабб видел, как через двадцать шагов конь мёртвого фалах'да поравнялся с лошадью малазанки. Та заметила это и одним движением столкнула труп. Леоман хмыкнул:
– Да. Она – само совершенство.
Малазанка.
– У меня дурное предчувствие, командир.
– Ну, разумеется. Поэтому я и держу тебя при себе. – Леоман оглянулся. – Поэтому и ещё потому, что Госпожа тебя ведёт. Давай, скачи со мной в наш новый город.
Оба пришпорили коней. Следом потянулись и остальные.
– Наш новый город, – с ухмылкой повторил Корабб. – Мы будем защищать его даже ценой своей жизни.
Леоман бросил на него странный взгляд, но промолчал.
Корабб задумался над этим.
О, командир, меня опять терзает дурное предчувствие.…
Первые трещинки проявились вскоре после смерти Ша'ик. Никто не мог понять, что думает адъюнкт Тавор, – ни её приближённые офицеры, ни простые солдаты под её началом. Однако отдалённые признаки уже появились, хотя, конечно, заметить их легче теперь, оглядываясь назад, – чем тогда. Тем не менее, слишком самонадеянно и даже недостойно было бы думать, что адъюнкт ничего не ведала о приближающихся бедах: не только среди собственных подчинённых, но и в самом сердце Малазанской империи. Таким образом, события, произошедшие в И'гхатане, могли бы стать смертельной раной, окажись на месте адъюнкта кто-нибудь другой, кто-нибудь, чьё сердце было бы лишь чуть менее жестоким, чуть менее холодным.
Это подтвердило – надёжнее, чем всё, что происходило раньше, – суровое утверждение, что адъюнкт Тавор была из «холодного железа», брошенного в самое пекло яростного горнила…
