мысленно ответил он, извлекая еду из заплечного мешка.
– Тревога. О да, воистину, не сейчас. Остальные пробуждаются от неспокойного сна. Будет неловкость и огорчение, особенно для Фелисин Младшей.
Резчик замер:
– Что? Но почему… да она же едва в возраст вошла! Нет, быть того не может. Отговори её, Серожаб!
– А ухаживания Серожаба отвергает. Уныло ноет: Ты, Резчик, полон семенем, можешь вызвать зачатие. Поздно выяснил. Человеческие женщины носят у себя в животе пруд для икры. Лишь одна икринка выживает, только одна. Ужасный риск! Нужно наполнить прудик как можно скорее, прежде чем явится соперник-самец, чтобы украсть твою судьбу. Серожаб будет защищать твой выбор. Храброе самопожертвование, подобное тому, что свершают Стражи-Обходчики среди моего народа. Просвещённый альтруизм, взаимный, и в далёкой перспективе – награда в отдалённой родне. Показатель высокой разумности, признание общих интересов. Серожаб уже стал Стражем-Обходчиком для округлой большегрудой богини-человека.
– Богини? Что ты этим хотел сказать?
– Похотливый вздох: она достойна поклонения. Самцово-человеческие параметры оценки замутили воды сознания Серожаба. К счастью. Долгое-долгое воздержание. Это нездраво.
Резчик поставил котелок с водой на огонь и бросил в него пригоршню трав.
– Что ты там только что говорил о неспокойных снах, Серожаб?
– Наблюдение, по краю вод сознания. Тревога. Приближается опасность. Это знаки, предупрежденья.
– Какие знаки?
– Очевидные. Неспокойные сны. Этого уже довольно.
– Не всегда, Серожаб. Иногда нас преследует что-то из прошлого. Вот и всё.
– Ага. Серожаб об этом подумает. Но сперва – потребности. Серожаб голоден.
За серой завесой горячего воздуха и пыли городские стены были едва различимы. Леоман Кистень скакал во главе своего потрёпанного отряда, рядом с ним – Корабб Бхилан Тэну'алас. Они приближались к воротам И'гхатана.
– Смотри, – сказал Корабб, – первый всадник справа от знаменосца. Это фалах'д Ведор. Выглядит он… нерадостно.
– Лучше ему побыстрей смириться с этим чувством, – прорычал Леоман, вскидывая затянутую в перчатку руку.
Колонна позади медленно остановилась. Все смотрели, как подъезжают всадники из города.
– Командир, может, нам с тобой встретить их на полпути? – спросил Корабб.
– Разумеется, нет, – огрызнулся Леоман.
Больше Корабб ничего не сказал. Их предводитель пребывал в дурном настроении. Примерно треть его воинов вынужденно скакали вдвоём на одном коне. Старая ведьма-целительница, которую все очень любили, умерла сегодня утром, и воины привалили её тело каменной плитой, чтобы его не отыскал какой-нибудь бродячий дух. Леоман лично плюнул на все восемь сторон света, чтобы освятить могилу, и на пыльный камень пролил свою кровь из пореза на левой ладони, провозглашая благословения во имя Апокалипсиса. Потом он заплакал. Перед всеми воинами, замершими, поражёнными горем и любовью, которую питал к своим последователям Леоман.
