Центральный бульвар был усыпан мусором. Люди, словно сбившись в хищные стаи, проносились сквозь тьму. Раздался режущий нервы вой сирен и сигнал тревоги, сообщавший о пробое в шатре. По всему бульвару разбивались окна. На траве навзничь лежал человек, на траве вокруг него виднелись чёрные полосы. Чалмерс схватил за руку женщину, склонившуюся над ним.
— Что случилось? — крикнул он.
Она рыдала.
— Они подрались! И до сих пор дерутся!
— Кто? Швейцарцы, арабы?
— Незнакомцы, — сказала она. — Ausländer,[11] — она слепым взглядом смотрела на Фрэнка. — Приведите помощь!
Фрэнк вернулся к Майе, которая разговаривала с другими людьми, собравшимися вокруг ещё одного павшего.
— Что, черт возьми, происходит? — спросил он у неё, когда они двинулись к городской больнице.
— Это восстание, — сказала она. — Не понимаю, против чего.
Её рот превратился в ровную черточку на коже, побелевшей настолько, что теперь лицо было не отличить от полумаски, все ещё скрывавшей глаза.
Фрэнк снял свою маску и отбросил прочь. По всей улице валялись битые стекла. К ним подлетел мужчина:
— Фрэнк! Майя!
Это был Сакс Расселл — Фрэнк никогда не видел этого коротышку таким взволнованным.
— Джон… на него напали!
— Что?! — воскликнули оба.
— Он пытался разнять драку, но трое или четверо набросились на него. Они сбили его с ног и утащили с собой!
— И ты их не остановил? — вскричала Майя.
— Мы пытались… несколько наших погнались за ними. Но они оторвались в медине.
Майя взглянула на Фрэнка.
— Что же это происходит?! — воскликнул он. — Зачем вообще кому-то его куда-то уводить?
— Ворота, — сказала она.
— Но они же этой ночью закрыты?
— Может быть, не для всех.
Они проследовали за ней в медину. Уличные фонари были разбиты, под ногами хрустели стекла. Они отыскали начальника пожарной охраны и пошли к Турецким воротам. Он отпер их, и несколько человек поспешили пройти, с аварийной скоростью натягивая прогулочные костюмы. Затем вышли в ночь и начали поиски, освещённые огнями города. От ночного холода у Фрэнка болели лодыжки, и он буквально ощущал точные очертания своих лёгких, будто ему в грудь вставили два ледяных шара, чтобы остудить бешено бьющееся сердце.
Снаружи — ничего. Вернулись внутрь. Прошли к северной стене, до Сирийских ворот — и снова под свет звёзд. Ничего.
Прежде чем вспомнили о ферме, прошло немало времени.
К тому моменту в прогулочниках было уже около тридцати человек, и они ринулись вниз, открыли замок и заполнили весь проход, после чего рассредоточились и забегали между растениями.
