Стэнхоуп: (смеясь) Прости, это уже превратилось в привычку — смотреть насквозь до бесконечности, пока страшно не сделается. Тогда все — стоп!
Осборн: Наверное, здесь все действительно как-то острее чувствуется.
Стэнхоуп: Иногда мне кажется, что это со мной что-то неладное творится. У тебя бывает так, будто все вокруг куда-то удаляется от тебя, пока ты не остаешься один во всем мире, а потом и весь мир удаляется тоже, и ты один во вселенной, и пытаешься изо всех сил вернуться назад — и не можешь?
Осборн: Это всего лишь нервное перенапряжение.
Стэнхоуп: Как ты думаешь, я не совсем еще рехнулся?
Осборн: О Господи! Нет, конечно!
Стэнхоуп: (откидывает голову назад, смеясь) Дорогой мой, славный дядя! Да откуда тебе знать? Ты просто притворяешься, что знаешь, чтобы успокоить меня.
Осборн: Когда сходят с ума по-настоящему, об этом не говорят. С этим живут.
Стэнхоуп: Ну, тогда все в порядке! (Молчит недолго). Просто сегодня утром, на передовой, когда солнце всходило, я снова почувствовал, как весь мир удаляется от меня. Кстати, а ты видел сегодня восход солнца? Правда, потрясающе?!
Осборн: Да.
Стэнхоуп: Я стоял и смотрел на немецкие окопы, а вокруг — ни души, ни звука. Казалось, можно было слышать, как муха пролетит. И в то же самое время я знал, что напротив в своих окопах сидят тысячи немцев и в руках у них тысячи начищенных и смазанных винтовок, а в патронных сумках лежат миллионы пуль…
Осборн: Никогда не думал раньше, что восход бывает такой разный: то зеленый, то розовый, то красный, то голубой, то серый. Поразительно!
Стэнхоуп: Да… Эй, Мейсон!
Мейсон: (из прохода) Да, сэр!
Стэнхоуп: Несите кружки и бутылку виски.
Мейсон: Слушаюсь, сэр!
Осборн: (улыбаясь) Не рано ли будет?
Стэнхоуп: Да глоток только. Уж больно здесь холодно.
Осборн: (листая журнал) Не думал, что ипподром все еще работает. Надо было выбраться туда в отпуске.
Стэнхоуп: Ты что, хочешь сказать, что в отпуске так и не сходил никуда поразвлечься?
Осборн: (смеется) Нет. Так все время и провозился в саду, выкладывая каменные горки. А по вечерам я просто сидел в доме, курил и читал. Жена вязала носки и иногда играла на пианино. Мы делали вид, что никакой войны вообще нет. А под конец двое моих пацанов заставили меня играть с ними на полу в оловянных солдатиков.
Стэнхоуп: Бедный дядя! От войны никуда не денешься.
Осборн: Хорошо бы научиться воевать так, как мои сынишки. Ты бы видел, как они заманивали моих солдатиков под диван и там расправлялись с ними.
