Голубой ангел | страница 27
— Да уж чья бы корова мычала, а ваша молчала, — шутливо заметила Анна Григорьевна. — Евлахов только и знает, что вас всем в пример ставит. Вот попомните мое слово: вам скоро орден дадут.
— Так мне орден не за хорошую работу дадут, — сказал Зайцев с усмешкой. — За порыв, за выдумку. Этим у нас все богаты. Такое иногда выдумаем, что весь мир ахнет. А вот изо дня в день, минута в минуту, одно и то же, сегодня как вчера, это мы еще слабы, не привыкли…
— Ну а ты, Саша, что по этому поводу думаешь? — спросил Виктор сына Основских.
— А я рисую, — ответил восьмилетний Саша, переводя дух и царапая карандашом по бумаге.
— Э, милый, это жульничество! — воскликнул вдруг Зайцев. — Что же это за рисование под копировку.
Зайцев вытянул из-под руки мальчика картинку, вырезанную из какого-то журнала, на которой были изображены скачущие всадники, и прислонил ее к сахарнице.
— Вот как надо срисовывать, — сказал он, комкая листок копировальной бумаги и бросая под стол. — Никогда не своди картинок, такты не научишься рисовать. Давай сюда карандаш…
Несколькими штрихами инженер набросал на бумаге лошадь.
— И непохожа, — сказал Саша, сравнивая набросок с картинкой.
— А и не надо, — возразил Зайцев. — На картинку непохоже, а на лошадь похоже. Давай нарисуем папу…
Они вдвоем принялись рисовать Основского.
— К копировальной бумаге и не думай прикасаться, — повторил Зайцев. — Своим глазам надо верить, а не сводить.
— А у меня ее много, — похвалился Саша.
— Откуда же она у тебя? — поинтересовался Виктор.
— А это я со службы приношу, — торопливо пояснила Анна Григорьевна. — Использованная. Которая для работы уже не годится. — Она глазами указала на мужа. — Затемняем лабораторию от света.
Она не дала Саше даже заикнуться, как-то явно поспешив со своим ответом, вполне правдоподобным ответом, точно он давно был у нее приготовлен для такого случая.
Виктор подошел посмотреть на рисунок и наступил ногой на скомканную копирку.
— Намусорили мы тут, — сказал он и поднял копирку. — Куда бы это бросить, Анна Григорьевна?
— Да в кухню, — сказала она. — Давайте, я выброшу.
— Да я сам выброшу, — сказал Виктор и пошел в кухню…
Листок этот он тщательно изучил дома, рассматривал его и так и этак, и на свет, и против зеркала, но прочесть на нем было нечего, был он совсем новый, и только контур лошади, неряшливо обведенный карандашом Саши, отчетливо вырисовывался на листке.
Лошадь эта даже приснилась Виктору ночью. Она насмешливо ржала, хотела его лягнуть, Виктору очень хотелось ее поймать, но она так ему и не далась.
