В руках у нее розы. Проходя перед любопытной толпой, она громко говорит:
— Вчера четыреста букетов и охапок цветов. Это слишком. И эти поздравления, записки… Они меня в могилу сведут.
Она нежно отводит руки преданного друга, который тихо зовет ее:
— Нет, нет, я совершенно разбита… Утренник в субботу, вечерний спектакль, утренник и вечер в воскресенье… Дорогой, я падаю с ног…
— Вы свежи, как букет роз.
— Льстец!..
Толпа смотрит, слушает, пытаясь угадать слова, которыми обменивается пара у длинной блестящей машины.
Молодой человек без головного убора, с красным кашне вокруг шеи, прижимает к груди букетик роз. Он бледнеет. Он в нерешительности.
Догадывается ли он, что если Ида Сконин, стоя перед приоткрытой дверцей, слегка наклоняет свое мертвенное под слоем грима лицо, приподнимает воротник из ценного меха и медлит, то она это делает ради него? Чтобы оставить этому скромному молодому человеку достаточно времени набраться храбрости, подойти к ней и чтобы она смогла взять эти розы, вдохнуть их аромат, произнести нежным грудным голосом:
— Ах, какие чудесные цветы!.. Это мне?.. Благодарю вас, месье…
И тогда каждый подумает:
— Она все еще обворожительна. Даже вблизи она не кажется старой… Сколько еще у нее должно быть поклонников!.. Вы же видите, что это просто басни про ее возраст и про молодых людей, которым она платит… Она все еще очень даже ничего…
Наконец молодой человек приближается и робко протягивает цветы через дверцу; она улыбается, как и подобает, и глядит на него взором, который, увы, уже не кажется ни сладострастным, ни порочным, как ей бы того хотелось, но напротив — мудрым и глубоким, ведь легче избавиться от морщин, чем замаскировать здравомыслящее и усталое выражение опытной старухи.
Тем не менее она наклоняет голову и шепчет тихим голосом, хрипловатым и певучим:
— Это мне?.. Эти прекрасные цветы?.. Ах!.. (пауза, еще одна улыбка). — Благодарю, месье…
Сыграна последняя на сегодня сцена. Автомобиль может трогаться. Она любит этот путь через сонный и безмолвный Булонский лес, который внезапно становится шумным и ярко освещенным. Каскад подсвечен нежно-зеленым электрическим лучом. Ее дом стоит у кромки леса.
Она откидывает голову, закрывает глаза.
Ей грустно оттого, что бесполезно наносить макияж, кромсать грудь и щеки, массировать лоб, каждый день разглаживать морщины, которые к вечеру упрямо образуются заново; она ничего не может поделать — ее душа порой выдыхается и устает быстрее, чем тело.
