– О, Кейт, чувствую я себя очень даже хорошо, – вздохнула она. – Сегодня как раз удачный день. Химиотерапия оказалась чуточку тяжелее, чем ожидала. Но это ты и так знаешь. Я каждый раз одно и то же повторяю. Как заезженная пластинка.
Я глубоко вдохнула, чтобы не расплакаться. Хотелось найти слова, сказать ей, как я сочувствую, спросить, чем помочь, но тут мисс Кей хлопнула в ладоши и пригласила к роялю ученицу. Хайра, на вид ровесница Ханны, исполняла Баха, Прелюдию № 1 до мажор, порой путая ноты, но верно держа ритм, а я поспешно соображала, что мне нужно сделать, как только проснусь в реальности, – не важно, что от таких мыслей студия слегка расплывается. Главное – позвонить Джоан.
Хайра закончила, ей похлопали, за ней выступали еще четверо. Ханна замыкала список. «Бетховен, Соната № 32 до минор, первая часть», – объявила мисс Кей. Это очень сложная вещь, и я испугалась за Ханну. Обычному ребенку, пусть даже одаренному, она едва ли по силам.
– Патрик? – шепнула я, но он лишь ласково приложил палец к моим губам и улыбнулся. Хан-на сняла наушники и положила их рядом. Начала играть, и все застыли. И я замерла, глядя, как ее пальцы уверенно и нежно летают по клавишам, исторгая прекрасную мелодию. Она играла чуть медленнее, чем другие музыканты, в чьем исполнении я слушала эту сонату, но ритм держала идеально, и вскоре я поняла, что мне нравится именно такая скорость. Это ее собственная интерпретация, догадалась я, она умышленно сдерживает темп. Какой талант!
Ханна закончила. В студии стояла такая тишина, словно все оцепенели. На миг я испугалась: вдруг только я одна и поняла, как это было прекрасно. Но тут же зал взорвался аплодисментами, некоторые родители даже вскочили с мест, засвистели от восторга. Патрик крепко сжал мою руку, я почувствовала на глазах слезы счастья.
Когда овация смолкла, мисс Кей вышла в центр зала и повела рукой в сторону рояля, где все еще сидела, нахохлившись от смущения, Ханна.
– Это, как вы знаете, соната Бетховена, – заговорила она. – Последняя его соната, написанная в 1821 или 1822 году, за пять лет до смерти. Когда композитор писал ее, он был уже почти совершенно глух.
Послышалось изумленное перешептывание, я подалась вперед, ловя каждое слово учительницы.
– И потому я считаю уместным сообщить, – продолжала мисс Кей, – что Ханна, моя лучшая ученица, тоже глухая. Внутренние протезы помогают ей общаться и различать речь, но они искажают звучание музыки, поэтому Ханна отключает их, когда садится за пианино. Итак, подобно самому Бетховену, который, по словам Ханны, ее вдохновляет, она сыграла вам эту сонату, полагаясь лишь на малую долю того слуха, какой есть у каждого из вас.
