Дождь кончился, и выглянуло солнце, но оно светило не ярко, ослепительный лик его был еще подернут вуалью. Шел одиннадцатый час утра.
— Здесь такие очаровательные женщины. И совсем почти нет мужчин. Почему?
— Потому что мужчины менее очаровательны.
— А что это за женщины?
— Вдовы и разведенные.
— По этой причине ты привел меня именно сюда?
— Разве тебе не нравятся жующие женщины? — вопросом на вопрос ответил Купаринен.
— Это уже из области социологии, — отрезал я.
Светловолосая толстуха отправилась за добавочной порцией. Она с трудом передвигалась, словно стреноженная.
Худенькая старушка со сморщенной шеей направилась к выходу, опираясь кончиками пальцев на стоявшие рядом с ней стулья.
— Спасибо, что зашли, — по-голливудски улыбнулась ей кассирша, приходите опять.
— На следующей неделе Джек приезжает, — просияла старушка.
— О, это большая радость!
— Да, он у меня учится в Пенсильванском университете.
— Кто, ваш сын?
— Разумеется.
— А-ах!
Светловолосая толстуха пыталась утрамбовать на тарелке побольше курицы и риса.
— Они так нажираются, что потом в дверь не могут пролезть, — хмыкнул Купаринен. — Смех, да и только.
— У них, наверное, денег мало, вот они и норовят запастись на весь день, — подхватил я.
В это время толстуха уронила тарелку на пушистый коричневый ковер. Тарелка перевернулась вверх дном и похоронила под собой курицу. Подскочил официант.
— Ничего страшного, — вежливо успокоил он ее.
Вытащил из ящика чистую столовую ложку (я бы наверняка взял грязную. Вот она, разница между профессионалом и любителем!), перевернул тарелку, быстро покидал пищу обратно, выскоблил ковер ложкой, а остатки ловко втер в него ботинком. Затем он осторожно поставил тарелку на многоэтажную тележку с грязной посудой, вытянул откуда-то чистую, положил на нее в точности такую же порцию, какая была, ни больше и ни меньше (он явно не был садистом), и понес тарелку на толстухин столик.
— Не волнуйтесь, платить не придется, тарелку переменили не вы, а я, на ходу бросил он.
Женщина пошла было за ним, но тут же отстала. На обратном пути официанту пришлось посторониться, чтобы не столкнуться с ней. Он развернулся боком, как если бы книгу вдруг поставили ребром, а потом повернулся спиной, на которой так и сияло: «Образцовый официант».
Мы пошли за горячим. Купаринен выбрал остывшее жаркое и картофель по-французски, а я — курицу с рисом.
— К сожалению, люди не приспособлены есть впрок.
— Может, женщины умеют? — предположил Купаринен. — У них всегда ведь есть лишний жирок.
