— А хватит ли у вас денег? — свысока спросил муж.
— Да, да, я заплачу, — заторопился тот. — Сколько вы хотите?
— Это будет стоить… не меньше чем двадцать тысяч, — с притворным вздохом сказал господин.
Крестьянин поспешно достал бумажник, вытащил деньги и молча протянул их оскорбленному.
— Оставайтесь здесь, — выговаривал ему муж. — Если только вы осмелитесь прийти в наш вагон, я вышвырну вас из поезда. Вы просто не отдаете себе отчета в своих поступках, другой бы на моем месте подал в суд. Ну да ладно, я не привык расстраиваться по пустякам, профессия хирурга обязывает.
Когда хирург вернулся к своей жене, та уже успокоилась и вытирала слезы.
— Я так испугалась, Хейкки. Какая неслыханная наглость! Такого со мной еще не случалось.
Господин снял с гвоздя черное женино пальто и, бросив ей на колени, строго сказал:
— Прикройся.
— Может быть, ты думаешь, что это я во всем виновата?! Взгляни сам, разве я так уж обнажена?
— Можешь считать, что это был комплимент твоей внешности. Есть чем гордиться, мужичишка рехнулся, увидев твою грудь.
Дама снова заплакала.
— Не расстраивайся. История и яйца выеденного не стоит, — успокоил ее муж.
— Что ты с ним сделал? — робко спросила дама.
— Надавал по морде, как всякий порядочный мужчина, и предупредил, что, если только он сунется сюда, я ему голову оторву.
— Только не нужно было говорить ему, кто мы такие. А то все узнают.
— Я не так глуп, как тебе кажется.
— А он что-нибудь объяснил? — полюбопытствовала жена.
— Он? Да если б он хоть слово сказал, я б его тут же в окно выкинул.
В соседнем купе «козел отпущения» во всеуслышание жаловался какому-то старику, как несправедливо с ним обошлись. Немного погодя к ним подсел молодой парень и, с любопытством выслушав эту историю, пошел взглянуть на пострадавших. Он вернулся и объявил на весь вагон:
— Эй, послушайте, эти аферисты еще сидят там. Идемте!
Дождь лил подряд три недели. А река текла через поле. Она словно распухла, бежала без волн, с водоворотами. В ее струях возникали и двигались продолговатые воронки. Упавшие в воду березовые листья кружились, ныряли и снова выплывали на поверхность, но уже ниже по течению.
По дороге, пересекающей поле, шагал отряд. Он прошел через небольшой березняк, который поредел, как память о прошлом. К затылкам солдат, к их одежде и винтовкам прилипли березовые листья, точно отряд парился в бане не раздеваясь, не скидывая оружия. Последние еле тащили ноги. Метрах в пятидесяти позади всех плелся толстый лавочник из деревни и двое пожилых хуторян. Лавочник угощал приятелей куревом, и они на ходу дымили. Лавочник шел в своем темпе, хуторяне — в своем, все не в ногу.
