Он бросился обратно, рискуя потерей нескольких мгновений, но точно зная, где можно взять из повозки нужную прочную веревку. В противном случае можно долго лихорадочно рыскать в доме в поисках того, чего может и не быть.
Уже пробегая мимо повизгивающего атамана, Добрыша отметил, что какая-то неприятная двуногая тварь пытается перегрызть пленнику горло, а тот, вжимая голову в плечи, пытается этого избежать. Тварь оскалилась на нового человека, но Никитич, не снижая скорости, пнул со всей мощи ей по голове. Она, голова, улетела к повозке, не оторвавшись, впрочем, от прочего туловища.
Некогда было разводить сантименты, поэтому лив еще одним ударом ноги все-таки заставил злобную голову отделиться от туловища, а сам выхватил из повозки веревку и свой меч, заботливо уложенный на время сна в специальную нишу.
Еще один мощный толчок, на этот раз, сопровожденный очень коротким, но совершенно диким воплем, какой, по объяснениям некоторых дам, исторгают газы Смоленских грязей, застал Добрышу, когда он методом естественного отбора заставил-таки кровать вращаться вдоль оси. Уже подкладывая под нее мощный секретер, к нему снизу из открывающегося зева донесся женский крик, исполненный ужаса и отчаянья. Добрыша, озабоченный тем, чтобы получившийся проход не закрылся, про себя отметил, что либо это кричит обезумевший Вася, либо его подружка не умеет держать себя в руках.
Вместе с легким сквозняком из дыры под кроватью донеслись звуки возни, какое-то чавканье и удары, вязкие, словно там выбивают подушку. Лив, привязав веревку за ножку кровати, метнул в зев веревку, а сам бросился со всех ног к сарайчику. В самом деле: не прыгать же в узкое пространство клети, якобы для помощи. Люди там, хочется верить, делами занимаются. По крайней мере, кричать перестали.
Зато шляхтич снова повизгивал, потому что его опять трепал за шею еще один неприятный зверь. Добрыша подумал, было, что оклемался тот - первый, но он смирно лежал возле повозки с почти оторванной головой. Никитич пробежал мимо и, походя, смахнул мечом голову с плеч второй твари. "Ну, если их тут целая свора, то придется тебе загрызться, атаман", - мелькнула мысль. - "Не обессудь. Некогда мне".
Он вбежал в подземный ход и, выставив вперед клинок, очень осторожно начал продвигаться вперед, готовый к любым неприятностям. Они, конечно, не заставили себя ждать.
Сначала пришел запах мокрой земли и чего-то отвратительно приторного. Так может пахнуть, если заставить, например, жида-ростовщика за большую деньгу копать большую яму. Жадные, они потеют, и от этого неприятно пахнут. Или испугать опять же того же жида. В общем, пробивает жидов-ростовщиков на запах при любом удобном случае. Потому-то и говорили, что они смердят. Смерды, одним словом, от слова - "mrad" (терять, умирать, на руническом санскрите, примечание автора), потому что это ее запах - запах тлена и разложения. Orjamaa - аромат, что и говорить (orja - невольник, maa - земля, в переводе с финского, примечание автора). Вот поэтому и придумали ростовщики благовония (от black - черный, примечание автора), чтоб скрыть свой естественный аромат.
