— Атаман! — обернувшись, воскликнул он.
— Он самый, — ответил Марко. — Но какого черта вы тут делаете?
— Как видите, атаман, на нас снизошла благодать Божья и мы приносим покаяние.
— Меня это вполне устраивает, — заявил Марко Бранди, — так как я прибыл сюда, чтобы объявить вам о своей отставке, и сильно опасался того, что мне придется иметь дело с закоренелыми упрямцами.
— Поздравляю, атаман, с возвращением на путь истинный, — отвечал помощник, выражая тем самым свое полнейшее раскаяние, — но расскажите же, как вы оказались здесь, в то время как мы полагали, что вы или находитесь под стражей, или погибли.
— Тогда объясните мне, почему вы тут вырядились в рясы капуцинов, в то время как раньше на вас были плащи бандитов.
— Все верно, атаман; только зайдем в церковь, там мы будем чувствовать себя спокойнее, чем здесь. Я все время боюсь, что в толпе вдруг объявится какой-нибудь жандарм, считающий, что он совершит благородный поступок, схватив меня за шиворот, и поэтому, когда вдруг я почувствовал, как вы меня остановили, признаюсь, это меня ни в малейшей степени не успокоило: я в достаточной мере был сокрушен душой, чтобы покаяться, но еще не обрел столь прочной веры, чтобы стать мучеником.
— Хорошо, — согласился Марко Бранди и проследовал за Паоло, смеясь про себя по поводу того, как он напугал своего помощника.
Подойдя к ризнице, Марко Бранди нашел там всех остальных членов банды, встретивших его с неподдельной радостью: как мы уже говорили, предводителя очень любили. Правда, к этой радости примешивались сомнения, поскольку бедняги боялись, как бы Марко Бранди не отказался последовать их добровольному решению сойти с пути преступлений. Но Паоло поспешил их успокоить, поведав им о том, что их предводитель, если и не раскаялся, подобно им, то, по крайней мере, встал на путь истинный и как раз прибыл сюда, чтобы объявить о своей отставке и освободить их от ранее данной присяги. Как только эта новость была доведена до сведения разбойников, ничто более не омрачало радости встречи и Марко Бранди посвятил их в мотивы, побудившие его удалиться в частную жизнь. Они же приветствовали это решение от всех души и в свою очередь рассказали о том, как мертвец восстал из гроба и заговорил с ними в ту минуту, когда они закончили делить в церкви награбленное, и как они, пораженные этим видением, отправились в горы, намереваясь навсегда отказаться от того ремесла, каким промышляли до тех пор, а землетрясение прошлой ночи, безусловно порожденное совершенным ими осквернением святого места, лишь укрепило их в правильности принятого ими благочестивого решения. И тогда они отправились в Козенцу, где находится монастырь капуцинов, известный на двадцать льё вокруг своей святостью; их проводили к настоятелю, и они покаялись ему в своих грехах и заранее выразили готовность подвергнуться любому покаянию, которое он только пожелает на них наложить. Настоятель, никогда не забывавший о благе собственного ордена, если оно не противоречило служению Господню, замыслил воспользоваться столь массовым, сколь и неожиданным раскаянием. И он устроил эту ночную процессию, которая должна была принести тем больше чести его ордену, чем сильнее бичевали бы себя кающиеся. Мы уже видели, как бандиты исполняли это от всей души, да и наущение, полученное настоятелем свыше, не пропало напрасно, потому что все были в высшей степени предрасположены к тому, чтобы, если землетрясение не будет иметь продолжения, приписать прекращение стихийного бедствия благочестивому заступничеству достопочтенных отцов капуцинов.
