— Я рада, что вы здесь, — сказала Варвара Николаевна.
«Наверное, строила баррикады», — подумал Павел Карлович, продолжая разглядывать ссадины на ее маленькой руке.
— Марат и Васильев-Южин арестованы; Шмита истязают. Аресты продолжаются. С Бутырской тюрьмой есть связь. Как вы? Слежку не замечали?
— Хвост тянется с вокзала.
— Всех «заграничных» щупают. Разнюхали, что мы покупали за рубежом оружие. От явки воздержитесь. В четверг занятия на обсерватории. Я буду. Кстати, нет ли у вас местечка, чтобы перепрятать оружие?
— Подумаю.
— В Московском комитете очень ждут вас.
Он понимающе кивнул и спросил:
— Настроение?
— Готовимся к реваншу.
Она поднялась, едва уловимо кивнула. Если кто-нибудь наблюдал за ними, стоя за дверью, он ничего не увидел бы. Лишь Павел Карлович заметил, как на мгновение потеплели ее глаза, мелькнул в дверях пучок кос, застучали по коридору каблучки.
Он вышел из здания, и улица дохнула в лицо морозом. Штернберг применил хитрость. Пройдя пять-шесть шагов, он резко повернулся и направился обратно, словно что-то забыл на курсах. Как раз в это мгновение из цирюльни напротив выскочил господин с озабоченно-ищущим взглядом, плотный здоровяк, явно ошеломленный тем, что вместо спины своего подопечного увидел его лицо.
Уж очень пристально уставился знакомый незнакомец на приват-доцента, а тот степенно прошел мимо, не удостоив Кукина взглядом, под пенсне холодно смотрели глаза, черная борода опускалась на отвороты пальто.
Павел Карлович плавным жестом остановил санки и, пока Кукин соображал, как быть дальше, исчез за поворотом.
Санки скользили легко и быстро. Лошадка была сытая и крепкая, только храпела и шарахалась, если навстречу шел, громыхая, трамвай.
— Не обвыкшая, — пояснил извозчик. — В деревне куплена.
Штернберг, остановив санки, сошел возле Пресненской каланчи. На самой ее макушке терпеливо мерз пожарный наблюдатель. Павел Карлович ускорил шаг, потому что стужа пробирала все ощутимее и злее. Может быть, за восемь месяцев заграничной жизни отвык от русского климата? Во всяком случае, черные шары на каланче не вывешены, а их вывешивают, когда температура опускается ниже двадцати восьми градусов и надо предупредить детей, что занятий не будет.
К обсерватории подходил в сумерки. Бревенчатые домишки с наглухо запертыми воротами освещались изнутри умирающим мерцанием лампадок. Эти убогие строения глубоко ушли в землю, словно осели под тяжестью снежных папах, навалившихся на крыши.
