— А учитель?
— Ксандр слаб, — поморщился Аливчеев. — Он стал великим только потому, что давно этим занимается.
— Вы предлагаете мне умереть?
— Нет, выбор за тобой, конечно. Погибнуть вместе с нами или спасая нас.
— Я могу подумать?
— До завтра. Завтра шестой день.
— Шестой день, — тихо повторил Томченко.
— И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмой от всех дел Своих, которые делал.
Сергей поднял глаза на собеседника. «Троцкий» остался серьёзен.
— Книга Бытие. Глава вторая, стих второй. Земля была создана за шесть дней, за тот же срок ей суждено быть уничтоженной. Знаешь, почему её может спасти только чья-то жертва?
— Нет.
— Зло, распространённое нами, перевесило. Что может уравновесить весы? Только положенное на другую их чашу равное по величине добро. Пожертвовать собой ради всех людей — это великое добро, равное причинённому великому злу.
Следователь схватился за голову. Аливчеев не мешал ему переживать. Его терзания — часть общего замысла. Он должен переболеть, осознать и добровольно принять решение. Так надо. Так предписано судьбой.
Томченко резко поднялся и быстрым шагом покинул кабинет.
День шестой
Керенский в последний раз набрал номер старшего товарища и бесцельно уставился на мобильный телефон.
«Ну, где этого потустороннего носит?»
О Томченко со вчерашнего вечера не было ни слуху, ни духу. Он не появился дома, не вышел на работу и, похоже, отключил свой сотовый.
Пётр прошёлся взад-вперёд по комнате и снова подошёл к телефону, который вдруг сам разразился трелью. Молодой человек бросился к трубке:
— Серёг?
— Нет, — послышался молодой женский голос. — Это я.
— Диана?
— Мы можем встретиться?
— Ну, сейчас не время.
— Я приду к тебе. Жди меня. Мне нужно с тобой поговорить.
— Может завтра?
— Завтра ты не сможешь!
Керенский сперва остолбенел, а потом хохотнул.
— Почему ты так уверена?
— Расскажу при личной встрече.
— Хорошо.
Через некоторое время в дверь позвонили. Пётр открыл и сразу понял, что что-то не так. Лицо девушки было каким-то не таким. Извиняющимся что ли. И вся она была какая-то поникшая, как проштрафившаяся собачонка.
— Проходи!
В комнате она долго стояла, не смотря на молодого человека. Керенский — на возлюбленную.
— Ты меня любишь? — наконец спросила она.
— А ты сомневаешься?
— Тогда люби меня!
Девушка потянулась к Петру, но тот остановил её негрубо, но решительно взяв за руки.
— Нет, сначала объясни, в чём дело!
— Но я хочу! Хочу! Хочу! — заскулила Диана и вдруг опустилась на колени.
