Нераскрываемые преступления | страница 103
— Вот, вот. Дальше, как вы понимаете, будет только хуже! Нам надо идти, и идти немедленно.
— На машине за час доберёмся, — кивнул Аливчеев.
— У нас свой транспорт, — развернувшись, бросил через плечо Людвиг.
Профессор Нарштейн с заклеенной пластырем щекой лежал на кровати и читал какой-то нейтральный журнал. К политической информации его, по приказу «советника», не допускали.
Нарштейн уже несколько дней жил в этом доме. Неплохая обстановка, два этажа, все удобства, разве что стены золотом не отделаны. Вот только за пределы коттеджа выходить строжайше запрещено, а на всех дверях стоит охрана с автоматами и правом стрелять на поражение в случае попытки охраняемого к бегству. Но, в крайнем случае, и к этому можно привыкнуть. Страшно другое — мысли. Постоянное понимание того, что он единственный кто может спасти мир, но не в состоянии этого сделать. Дни шли за днями. Очередной крестик на календаре возвестил о наступлении Нового 200бго Года. Дай бог не последнего.
Профессор поднялся с кровати и подошёл к двери. Ему показалось, что к коттеджу подъехала машина. Никого постороннего сюда занести не могло, в этом учёный уже успел убедиться, значит, кому-то там, наверху, стало неуютно сидеть на неминуемо сгорающем троне их псевдонаучных идей. И точно — снизу послышались голоса, затем группа людей стала подниматься по лестнице в его комнату.
Надо бы занять прежнее горизонтальное положение на кровати, дескать, учёного совершенно не интересует, кого там так сильно припекло, что они вспомнили о скромном профессоре. А, кстати, ими же несколько дней назад и похищенном.
Открылась дверь, в комнате показались четыре человека — «Советник», Аливчеев, Задоски и рослый седой господин, кажется, его фамилия Сидоренков, но да бог с ним. Первым заговорил «советник»:
— Там внизу люди. Хотят с вами поговорить.
— Хотят поговорить, пусть поднимаются.
— Слушай ты, — не выдержал следователь, — тебе почтенные господа честь оказали, возможно, привлекут опять к делу, а ты артачишься.
— Я не хочу больше участвовать в массовом самоубийстве. Или как там у Джор-Эла? Поголовном убийстве.
— Мы хотим спасти планету.
— Вы её уже спасли, господа хорошие. Дальше некуда. Конечно, откуда вам было знать тогда, что к дестабилизации приведёт ваша собственная деятельность.
— Вы намекаете на то… — начал, было, Сидоренков, но Нарштейн его перебил.
— Я не намекаю. Я говорю открытым текстом. Земле ничего не угрожало, пока вы не взялись её спасать.