Чем мог похвастаться державный Петербург?.. Миролюбивой политикой?.. Еще бы ей не быть, когда бюджет трещит по швам, а единственный верный союзник в мире — нищий черногорский князь.
Народом-богоносцем?.. Но православие обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев использовал не по назначению, требуя от него земных благ — создания политического единства страны.
Просвещением?.. Оно медленно развивалось, только благодаря заботе не государства, а купцов-благотворителей, строивших и содержавших народные школы и профессиональные училища.
Трудом на благо Отечества?.. Да Петербург был просто набит праздными людьми, особенно дворянского сословия.
Константин Константинович, занятый поэзией, семьей, Государевой ротой, Академией Наук, Финскими педагогическими курсами и множеством более мелких обязанностей, мало обращал внимания на внешнюю и внутреннюю политику России. Если и случалось поговорить о судьбах родной страны, то это были не раздумья наболевшего сердца, а мимолетный всплеск интереса к одной из тем, затронутой в беседе со знакомым.
«В политике дела запутываются. Болгары и не думают слушать волю нашего Государя. Кажется, придется их проучить, и, пожалуй, дойдет до европейской войны» (29 сентября 1886 г.).
«Толпа человек в тысячу, состоящая из студентов университета и медико-хирургической академии, отправилась на днях на кладбище служить панихиду на могиле Добролюбова по случаю 25-летия его кончины. Градоначальник Грессер увещевал толпу вести себя смирно. Кажется, его не слушали, он еле-еле уехал. Потом на Кузнечном переулке вызванные по тревоге казаки и городовые окружили студентов и всех переписали. Хорошенько не знаю, как было дело, но думаю, что, если хотят служить панихиду по ком бы то ни было, мешать не следует, равно как и видеть в этом что-нибудь, направленное против правительства» (19 ноября 1886 г.).
«Не лежит у меня сердце к Вильгельму II[68], и это не от племенной вражды. Деда его[69] я любил и уважал, и мне не бывало стыдно перед ним преклоняться. А внук и егозит, и шутит как-то плоско, и постоянно удивляет неожиданными и странными выходками. Я вполне понимаю, что он не может нравиться Государю, преисполненному величавого спокойствия и добродушной простоты, тогда как тот так и льнет к нашему Царю» (11 августа 1890 г.).
«В городе, в обществе, на бирже поговаривают, что Германия воспользуется нашим невыгодным положением, голодом и еще не начатым перевооружением и объявит нам войну»
