— Штаны!.. — Миртилла расхохоталась. — Феокрит, ты носил штаны?
— Уверяю тебя. Иначе нельзя — обморозишься.
Она продолжала хохотать.
— Ой, не могу... Подумать только... эллин в штанах...
— А знаешь, Миртилла, восточные варвары удивляются, как это мы без них обходимся. У них и женщины…
— На то они и варвары. Ни за что бы не надела. Срам такой.
— Даже в снегах?
— Туда бы не полезла.
— А со мной?
Она перестала смеяться.
— С тобой куда угодно — в снег, в воду, в самый Аид... Я же люблю тебя, Феокрит.— Миртилла порывисто обняла поэта.
Пошли дальше. Тропинка вилась вдоль гребня, поросшего густым кустарником. Вечнозеленые заросли остались внизу. Здесь за хитоны цеплялись то цветущий терновник, то молодые побеги ежевики. Бутоны шиповника только начали распускаться. В тенистых лощинах доцветали дикие яблони, и трава под ними была усыпана порыжевшими лепестками.
Стадий тут никто не мерил, но путники прошли их уже немало — все навстречу солнцу, на юг. Миртилла шагала бодро, хотя после многочасового подъема ноги были точно не свои. Вспомнила Афины. В горы там никогда не ходила, зато в тринадцать-четырнадцать лет, когда убирали огороды, вместе с матерью целые дни таскала на спине тяжелые корзины. Так же деревенели ноги к вечеру, и поесть хотелось вдоволь, и поспать подольше. Представила себе, как мать жарит рыбу, поливая ее шипящим оливковым маслом. Сразу почувствовала, что голодна, да и поспать было бы неплохо. Встала задолго до света — боялась проспать. Осторожно взглянула, где солнце. Полдень скоро. Сделав умоляющее лицо, спросила:
— Феокрит, а скоро мы будем есть?
— Проголодалась, моя Миртилла?
Радостно екнуло сердце. Опять он сказал «моя». Провела щекой по его плечу, заглянула в глаза. Ответила по совести:
— Еще как проголодалась...
Поэт рассмеялся. Погладил волнистые волосы подруги, в которых запутались сухие травинки.
— Какое удивительное совпадение, Миртилла,— я тоже голоден и даже очень, Вот дойдем до той полянки и будем обедать.
Поляна, которую издали наметил Феокрит, оказалась прекрасной. С трех сторон ее окружали высокие дубы и вязы. Должно быть, скот никогда не пригоняли сюда. Низкая еще, по-весеннему свежая трава не была примята. Путники расположились в тени, на берегу тихо журчащего ручья, вдоль которого лазоревыми каймами цвели густые заросли незабудок.
Феокрит и Миртилла с наслаждением вымыли в холодной воде запыленные ноги, руки и лицо. Миртилла расчесала волосы, заплела их в две косы. Принялись за еду. У них был с собой каравай хлеба, жесткий, но жирный и вкусный сыр, который особенно хорош в дороге, соленые оливки, сваренные вкрутую яйца. Вынули из кожаного мешка и связку сушеных фиг, и деревянную коробку с печеньем.
