— Как будто я все-таки кое-что понимаю, а вот никак не могу понять, одета эта гетера или раздета?..
В ту ночь немало было говорено о Миртилле. И приветлива она и бойка. Умеет беседовать, умеет, когда нужно, и помолчать. Молода, но в своем деле опытна. К деньгам не очень жадна. Все это так — отчего же не провести с ней месяц-другой. Феокрит не стар, жены у него нет. Понятно, очень понятно, если бы так... Неофрон, однако, вскоре почувствовал, что это не обыкновенная связь с гетерой. Девчонка Миртилла, кажется, стала осью жизни его гостя. О чем ни примутся беседовать, кончит тем, что заговорит о ней. Сам, наверное, не замечает. На вид помолодел. Каждый день зовет цирюльника, Пишет стихи, а прочесть не хочет — говорит, не окончены. Наверное, о ней или для нее. Уверяет, что такой еще за всю жизнь не встречал. Она, как лучезарная весна после зимних морозов, как восходящая заря, как цветниковая роза, окропленная утренней росой...
Неофрон в делах любви был слепорожденным, хотя порой охотно рассуждал о ней. Пока был помоложе, все собирался жениться, потому что все женятся. Так и не собрался. Знался с гетерами и с эфебами, как и другие. Платил им исправно — не обманывал. С годами надоели и те и другие. Лишь изредка делил ложе с женщинами. Умножал свои доходы и занимался философией. Знал, что кроме всем доступной Афродиты-пандемос, любви земной, есть и другая любовь. Знать знал, но Киприда небесная никогда к нему не приближалась.
Неофрон видел Феокрита изо дня в день, старался разгадать, что творится с другом, и ничего не мог понять. Опоила она его, что ли, любовным зельем. Бывает так… Или открыла ему какую-то свою тайну — поэты любят необычное.
Неофрон поручил надёжным людям разузнать, как и что. Никакой тайны не оказалось. Просто-напросто молодой афинянке не повезло на родине. Но эпикурейцу очень не хотелось, чтобы она попала в биографию Феокрита. Чего доброго, напишут потом, что поэт приехал в Лампсак для того только, чтобы встретиться с гетерой Миртиллой. Неправда это, но через два-три столетия никто проверить не сможет, а любовные истории читатели любят превыше всего. Иной из всех творений Платона только и знает, что эпиграмму, которую мудрец будто бы написал гетере Археанессе. Другой об Аристотеле понятия не имеет, а помнит твердо, что у него был сын от Герпеллиды. Везет же этим девкам непутевым...
Наступило лето. Появилось у лампсакского богача много новых хлопот и забот. Урожай предвиделся богатый, а рабочих не хватало. Свободных найти было трудно, особенно мужчин. Нанимались неохотно, брали дорого, да и возни много со свободнорожденными. Чуть что не по нему — уйдет... Следовало прикупить с десяток рабов. Неофрон, как и другие хозяева, для земледельческих работ предпочитал азиатов, близких и дальних — фригийцев, каппадокийцев, галатов, сирийцев, армян. Народ всё работящий, смирный, привыкший повиноваться. Труднее было с фракийцами и северными варварами — скифами, сарматами, бастарнами. Эти сильные выносливые люди крепко любили свободу и, случалось, лишали себя жизни, не желая работать на господ. Домашних рабов, эллинов, Неофрон, как и его отец, выращивал дома. Послушным позволял плодиться. Пришлых не покупал — хороши-то эллины хороши, но, того и гляди, убегут. На этот раз купил бы кого угодно, но в продаже рабов нигде не было — ни в самом Лампсаке, ни в соседних прибрежных городках — Дардане, Парии, Приапе. Посылал за ними не раз и на фракийскую сторону — в Сест, Каллиполь, Кардию, но и там ничего не вышло. Не в Херсонес же Таврический ехать?..
