Она умоляюще воздела руки к небу. Расхохоталась.
— Cмoтри, Феокрит! От гордости возьму да и лопну.
— Шутки — шутками, а все же ты перед нами в долгу. Было еще обещание...
— Какое же, Xepcий? Не помню.
— Ты обещала нам кроме пряников рассказать о душе-форме.
— Сегодня не дождешься, и вообще не стоит... Ты вот умеешь печь философские речи, а я пряники. Каждому своё
Феокрит внимательно посмотрел на Херсия. Кажется, обиделся философ. Говорить он умеет, но Миртиллу разве переговоришь? Бодается козочка... Нет, не обиделся. Наливает ей чашу, а половину волы мимо. Рабов-то отпустил... Придется самому отводить его домой.
— Дорогие мои гости, а что если мы немного отдохнем? Эвноя, принеси-ка подушки!
— Не надо, Миртилла, не надо... Погоди — я устрою.— Феокрит быстро встал, принес еще тростника, положил всем под головы по охапке. Херсий хотел ему помочь, но не смог подняться. Миртилла посмеивалась. Улеглась между поэтом и философом, с наслаждением вытянула босые ноги. Голова порядком кружилась. Сухой тростник щекотал шею. Небо было вечерне-голубое. На платане чернели шарики прошлогодних плодов. Где-то в соседнем саду ворковали дикие голуби.
Как все отлично вышло, и какой он умный, Феокрит. Надо его слушаться. В комнате и не рассмотрела бы как следует его глаза. Хороший, хороший... Миртилла заснула, повторяя про себя одно и то же слово.
Херсий пытался бороться со сном. Не удалось пофилософствовать вслух, пробовал молча, хотя думать было трудно после стольких чаш. Вот Сапфо... Где она теперь? Душа-форма умерла вместе с телом — это ясно. А чистый разум, божественная искра, что с ней?.. Возвратилась к всемирному разуму, слилась с ним или светится где-то одна?.. Нет, наверное, слилась... Все сольемся — Миртилла, Неофрон, Феокрит и я тоже... Все... Все... Но со сном не справишься. Он, как смерть, одолевает...
Ранним утром Миртилла проснулась в своей постели. Силилась вспомнить, как же она в нее попала, и не могла. Как будто и с гостями не простилась... Встала, подошла к окну. В саду никого не было. Только охапки пожелтевшего тростника еще валялись на измятой траве под платаном. Привычная к вину голова слегка кружилась, но не болела. На душе было весело. Хороший. Феокрит, милый... Такой знаменитый человек и совсем, совсем не гордый...
Не терпелось узнать, как же было с гостями.
— Эвноя!..— Не идет, спит, наверное. Кликнула громче. Не отзывается. Только собачка затявкала в углу и бросилась к хозяйке, виляя коротким хвостом. Миртилла вышла в сени, отодвинула засов. Оранжевые солнечные пятна легли на глиняный пол. Хлынул свежий воздух, нежно пахнувший гиацинтами. В каморке Эвнои окно было завешено. Служанка тихо похрапывала. Миртилла заколебалась. Будить было жалко, но любопытство пересилило.
