— Побереги слезы, подожди...
У нее появилась надежда, а когда Геракл, пришедший в дом скорбящего мужа, поборол демона смерти, она радостно зааплодировала вместе со всем амфитеатром.
Довольная счастливой развязкой, Миртилла почувствовала, что сильно проголодалась. После двух трагедий подряд устали и актеры и зрители, а предстояла еще одна трагедия и драма сатиров. Глашатаи объявили перерыв. Снова потекли по лестницам из глубины амфитеатра пестрые потоки, перемешиваясь с белоодежными зрителями первых рядов. Задние ряды разошлись по склонам окружавших театр пологих холмов. В условленном месте Феокрита и Миртиллу ждала Эвноя с корзинкой домашней провизии, прикрытой холстом. Поэт и его подруга разулись и, сняв гиматии, уселись на выгоревшую жесткую траву. На солнце было по-летнему жарко. Пряно пах лиловый, все еще цветущий чабрец. Эвноя, опорожнив корзину, хотела уйти, но Феокрит усадил и ее. Миртилла с благодарностью взглянула на поэта. После него служанка была для нее самым близким человеком в Лампсаке. Пережив трагедийные волнения и наслушавшись рассуждений о смерти, она радостно отдыхала, смотря на залитые солнцем холмы, голубое море, весело шумевшие и перекликавшиеся кучки людей, утолявших голод и жажду.
После перерыва началось представление «Ипполита увенчанного». Миртилла сразу же узнала по гибкому, спокойно-красивому голосу Ипполита актёра, который утром так хорошо играл Ахилла. Опять силилась вспомнить, кто же он, и снова не вспомнила. Хотела было спросить у Феокрита имя актера, но, сама не зная почему, не решилась. А когда начался последний диалог Артемиды и Ипполита, она снова заплакала, как и многие женщины, бывшие в театре. Богиня, враждовавшая с ее любимицей Афродитой, ей не нравилась, но голос умиравшего Ипполита звучал волнующе-нежно:
«— А...
Волшебное благоуханье! В муках
Ты льешься в грудь... и будто легче мне...»
Пока по окончании трагедии приставленные к театру рабы переменяли раскрашенные щиты между колоннами проскения, зрители ели плоды и сладости, которые торговцы снова разносили по рядам. Феокрит купил большую кисть душистого лампсакского винограда. Миртилла предпочла недавно созревшие приторно сладкие фиги. Осторожно надкусывала их, чтобы не запачкать одежду. Кругом разговаривали, спорили, смеялись. Виновато улыбаясь, сказала Феокриту:
— Наревелась я сегодня на целый месяц...
— Пожалуй, даже на все три... Ты ведь редко плачешь, Миртилла.
