Рука Миртиллы по-прежнему в воде. Край гиматия свесился и мокнет. Миртилле все равно. Положила голову на борт. Спит.
Феокрит заботливо посмотрел на нее. Лодка глубокая, не выпадет Миртилла. Только поднял осторожно ее полусогнутую мокрую руку. Огоньки Лампсака еще далеко. Пусть спит. Лучше так... Снова уселся, как сидел,— неподвижный, словно связанный веревкой тоски. Опять всплыла все та же неистребимая мысль. Из нашего мира Неофрон ушел, но правда ли, что за гробом ничего нет, как он уверял и себя и других. Стикса нет, Харона нет, не нужен покойнику обол, который кладут ему в рот, чтобы мог уплатить за переезд через адскую реку. Все это древние сказки, но душа-то есть, и, кто знает, умирает ли она вместе с телом…
Мерно и часто ударяют весла. Гребцы торопятся. На носу тревожно шепчутся рабы. Господин умер. Каков-то будет новый?.. Что с ними сделает? Страшно им.
Уже недалеко от города. Слышен собачий лай. Феокрит больше не думает о душе друга. Надо позаботиться о его доме. Родных никого в Лампсаке нет. Младший брат живет недалеко, в городке Приапе на берегу Пропонтиды. Сейчас же надо отправить гонца в Приап, велеть, чтобы к утру были готовы лодки, сети, багры. Узнать, кто из рабов умеет нырять. Если нет своих ныряльщиков, нанять в городе: надо же найти тело ..
Всю ночь в усадьбе Неофрона беготня, крики, женский плач. Хоть суровый был хозяин, а новый как бы не был хуже. У Неофрона по крайней мере не голодали, да и не наказывал он зря. Что будет, что будет?.. Плачут рабыни, причитают. Не господина жалеют, а самих себя. Окна светятся, собаки лают, на дворе и в саду перекликаются голоса.
Феокрит сделал все, как обдумал, возвращаясь из Каллиполя. Поздно ночью прилег отдохнуть. Очутился на берегу Алфеяея, как много лет тому назад. После купания сидел с Неофроном на цветущем, залитом солнцем лугу. Лиловые заросли шалфея пахли душистым маслом. Стаями вились белые бабочки. Слышал голос приятеля:
— Я рад, что с тобой встретился, Феокрит.
— Я тоже рад, Неофрон, и мы еще увидимся с тобой.
Непременно увидимся.
Пробудился, вспомнил, что Неофрона нет в живых, и заплакал. Долго не мог уснуть. Смотрел в темноту, размышлял. Чувствовал ясно, что гибель Неофрона не такое горе, как была когда-то смерть Арата, друга любимейшего, почти что брата...- Да и братья не всегда так друг друга любят, как любили они. Но жаль Нефрона, и всегда будет жаль. Так хорошо подружился с ним за эти лампсакские месяцы. И вот смерть оборвала дружбу...
