Не жалею, не зову, не плачу... | страница 48



ложится тяжёлая ноша главного хирурга в лагере, так я думал. Но кто-то думал

иначе. Капитан Капустин объявил мне о снятии всех зачётов. 180 дней. Шесть

полных месяцев. Я чуть не взвыл от неожиданности. Если хирурга отпустили без

помех, значит, всё, беду пронесло. И вот тебе на! Когда мне объявили восемь лет, не

было так горько, как сейчас, когда добавили каких-то шесть месяцев. Тогда за дело,

теперь по произволу, здесь я не виноват. Или меньше всех виноват. А пострадал

больше всех. За что?

По сути, не зачёты сняли, а срок добавили, шесть месяцев. Пока шесть. Пока

месяцев. Ветка спрашивает в письме: «А за выходные дни тоже идут зачёты?» Не

лучше ли написать ей: не жди меня, вся молодость уйдёт попусту. Ждали воинов с

Великой Отечественной, они заслуживали, но зачем ждать какого-то зека? Сколько

ему сидеть, одному Богу известно. Дубарев от меня не отстанет. Может быть, на

этап попроситься? Куда-нибудь в Ширу, в Улень, в Черногорку, медики нужны

везде. Этап – наказание, зека его бояться, иные вены вскрывают, лишь бы не

отправили, но попросишься – нарочно оставят, всё делают наперекор.

«Что ты наделал, Женька, своим преступлением для своего будущего, для

будущего своих детей? Ведь тебя не примут в аспирантуру, не будут никуда

выдвигать, и твою работу никогда не отметят, даже если ты очень хорошим будешь

специалистом. В партию тебя не примут, всегда и на всём будет лежать чёрная

печать твоего преступления. Тебе хода не будет, а детям каково? Их ждёт то же

самое. Если мы с тобой поженимся, то детей я запишу на себя. Ведь в моей

биографии нет ничего такого, подозрительного. Наши дети будут оставлены в

покое…»

Ветка-Ветка, наивная, простая душа. Она в ужасе была от слухов – Женька

такой, Женька сякой, ничему не верила. А когда убедилась, решила прямо и просто:

натворил – отвечай, будь мужчиной. А я тебя буду ждать.

Хода не будет… Так я его сам сделаю, пробью лбом, горбом, терпением, даром

своим, а он есть у каждого, надо только его выявить. Прорублю, прокопаю и пройду

до предела, ничто меня не остановит.

Добавили полгода. День… Два… Три… Четыре… В лагере. Сто восемьдесят,

день за днём. Блатные и Кум, больные и вольняшки, бессонные дежурства, воры и

смерти, убийцы, хамьё, вымогатели и колючая проволока, запретка, удары по рельсу

в пять утра – сто восемьдесят суток дополнительно – за что? «Ты ещё читаешь