хлеборез дуба дал? Да вас там перестрелять мало! – воскликнул Фефер. – Ему же до
выхода три дня оставалось».
Я пришёл за советом и услышал: расстрелять мало. Начал оправдываться –
рана была глубокой, целились в сердце, удар сильный, повреждены крупные
сосуды, развился отёк и началась гангрена. Я так живо описал картину Феферу,
утяжелил всё и усложнил, что получилась убедительная версия, даже для Кума
годится. «Теперь нам с хирургом собираются навесить срок». – «Могут, если
захотят, – сказал Александр Семёнович. – Надо сделать, чтобы не захотели.
Вольняшки участвовали?»
Они с Волгой разные, но пользуются одной мозговой извилиной, и уголовник,
и политический. – «Участвовала начальница стационара Глухова, жена майора из
управления». – «Так в чём дело? У матросов нет вопросов, муж её защитит, а заодно
и вас». – «Если не задумал жениться на молоденькой»,– добавил Спиваков. – «Но
Глухова от участия в операции отказалась. Валит всё на нас. Два зека спелись и
хотят посадить начальницу». – «Правильно, сажайте её, только в этом ваше
спасение. Ничего не подписывайте, соберите медицинскую литературу, забейте
мозги под завязку и валите всё на Глухову, чтобы им не выгодно было заводить
дело. Придумай криминал, Женя, ты же можешь сюжет сочинить». – «А как быть с
правдой, Александр Семёнович?» Спиваков не просто засмеялся, он заверещал как
поросёнок, которого режут долго и без ножа.
«О какой правде ты говоришь? – возмутился Фефер. – Чтобы по правде
самому сесть и посадить коллегу? Просто правды не бывает, она обязательно кому-
то выгодна, читай Ленина». – «Чему он учит детей! – воскликнул Спиваков. –
«Правды не бывает».
«Ты абстрактный гуманист, Женя, – определил Фефер. – В принципе ты
прав, но таким не только в лагере, но и на воле жить нельзя. Пришёл за советом –
получай. Спасение только в том, чтобы валить всё на Глухову – всё!– и закричал,
завопил – Ибра-ай!» Появился шестёрка Ибрай, мужичонка лет сорока, в руках
чёрный, бархатный от копоти чайник. Шестёрки не только у блатных, есть они и у
политических, старый битый лагерник на хорошей работе старается себе завести
прислужника, вроде денщика. Выпили по кружке с сахаром вприкуску, с сухарями,
вспотели. Крепкий горький чай. Сам Фефер пил чифир, ему надо взбодриться. Я не
любил чифир, один раз попробовал и два раза чуть не сдох – сначала от тошноты, а
