сделал. Но я действовал не как шобла-вобла, а как специалист. Я должен говорить
только то, что вижу просвещённым взором, не вилять, не трусить, не угодничать.
Для чего делается вскрытие? Для уточнения диагноза, для подтверждения
правильности лечения или, наоборот, неправильности. Как мне быть? Кем быть?
Пошлым зеком, изворотливым, или всё-таки медиком? Выбирай. Я не хочу, чтобы
лагерь перековал меня в Мулярчика, – не хочу!
Через день было три плановых операции – энуклеация глаза, реампутация
культи и грыжесечение. Пульников меня не позвал, делал с вольнонаёмным
Бондарем.
4
Хожу кислый, Волга пристал, в чём дело. Да ни в чём, просто вспомнил
нечаянно место своего нахождения, чему тут радоваться? Вместо того, чтобы
утешить, Волга начал меня нести по кочкам – надо ещё посмотреть, кому легче, нам
тут в лагере или вольняшкам за проволокой. Ты думаешь, тебе бы там лучше сейчас
жилось? Здесь тебя уважают, а в Алма-Ате тебя бы нацмены за шестёрку держали.
Есть воровское правило – не киснуть. В любых условиях. Посмотри, хоть где, в
тюряге, в любом кандее всегда вора узнаешь по настроению, он весёлый. Первый
босяцкий закон – не жевать сопли, не строить из себя верёвку, поставленную на
попа, это удел фраеров и интеллигентов. Есть три заповеди в лагере: не верь, не
бойся и не проси. Повтори, что я тебе сказал.
Волга три класса кончил, а я четыре курса, и он меня учит. И ведь прав. Ладно,
не буду киснуть, обещаю. Но рассказать про вскрытие надо, пусть Волга рассудит,
хотя он и младше меня на три года, между прочим. Я говорил горячо и с обидой, но
Волга со мной не согласился: охолонь, не гони коней, Евгений Павлович, ты не
прав. Ты обязан был скрыть ошибку хирурга. Твоя честность в данном случае зола,
пыль и даже хуже. Споры в лагере решаются просто – держи мазу против Кума, не
ошибёшься. Хирург тебя погнал из помощников и правильно сделал. А сам бы ты
как действовал, если бы тебе собрат в карман нахезал? Сидишь ты без году неделя и
пытаешься учить уму-разуму старого каторжника, он уже второй червонец
разменял. Я оправдывался – меня учили врачевать, а не врать. Если бы все люди
лгали, химичили, изворачивались, то не было бы у нас правды, мужества и отваги.
Не убедите меня никаким сроком. Лагерь не самое страшное, потерять совесть и
честь страшнее. Волгу мой наскок задел, он презрительно оскалился и зло сказал:
