— Тогда я тоже буду почаще говорить себе это, — ответила я, в свою очередь, поменяв заставку на его телефоне.
— Не стыдясь, раскручиваешь собственный шедевр? — сказал он, забирая у меня свой телефон. Я поменяла ему заставку на одну из своих картин, написанных маслом, где изображен ребенок, стоящий под дождем.
— Так девушке надо что-то кушать, — пошутила я, принимая свой телефон обратно.
Неважно, насколько плохо закончились наши отношения с Бэшем. По крайней мере, я никогда не смогу сказать, что они были пустыми и бессмысленными.
Илай
Кряхтя, я повернулся на бок и дотянулся до телефона, который вибрировал и трезвонил на полу. Моя голова была готова вот-вот лопнуть. Ох, вчера я слишком много выпил.
— Доктор Дэвенпорт, — я зевнул в телефон.
— Илай, ты где? С тобой все в порядке?
Голос мамы прозвучал слишком обеспокоенно, особенно учитывая тот факт, что я давно вырос.
— Все в порядке, мам.
— Ты просто забыл о нашем бранче?
— Нет, а сколько сейчас?.. — Я наклонил голову и посмотрел на наручные часы: без четверти двенадцать. — Ох ты, черт!
— Чего ты так орешь? — спросила Гвиневра, свернувшаяся клубочком рядом со мной на полу. Половина ее лица была закрыта волосами, изо рта сочилась слюна.
«Прекрасная картина», — саркастически подумал я, сев. Моя спина ныла после ночи, проведенной на полу.
— Кто это? — мама все еще оставалась на линии.
— Мам, а где ты сейчас? Я встречу тебя через двадцать минут.
— Я стою возле твоей квартиры.
— Что?! — рявкнул я, рванув к двери.
Я надеялся встретить ее на полпути к квартире, но, открыв дверь, увидел ее стоящей у моего порога. Она была одета в мягкий персиковый костюм, волосы зачесаны за уши. Все еще с телефоном в руках и с тарелкой свежевыпеченных кексов, она повернулась ко мне в растерянности:
— А почему ты?..
— Что ты так разорался-то с утра пораньше? — Гвиневра, спотыкаясь, вышла из гостиной и подошла к двери. Она потерла глаза и зевнула. Тайги подбежал к ней и улегся возле ее ног.
Я уставился на Гвен, не в силах говорить, потом перевел взгляд на маму, чьи глаза расширились от понимания увиденного. Чтобы она там не надумала, мне это заведомо не нравилось.
— Мам, это Гвиневра По.
Когда я обратился к матери, увидел, как Гвиневра встрепенулась и дернулась в ее сторону.
— Э-э-э… Это все выглядит, конечно, ужасно... Мы только пили прошлой ночью, то есть я хочу сказать… блин… Ничего не было.
Она говорила долго и сбивчиво, вызвав у меня желание стукнуться головой о дверь и молить ее заткнуться.
