- Там лед. Оно и к лучшему. Не испортятся... - И улыбнулся. Лучше бы он не делал этого. Ильюхину стало страшно. - Ты обойди местность, проверь, а я пока приготовлю завтрак. Или обед - какая разница? Мы, револьюционэры, не замечаем времени, потому что мы - самые счастливые люди на земле...
Отправился "проверять". Дурь... Тайга она и есть тайга.
В километре нашел озерцо, невольно подумал: "А если утопить?" Поднял голову - на другом берегу стояла Мария в светлом платье и... улыбалась.
- Ты... - крикнул, шалея. - Ты? Нет, это... Это...
- Это - туман... - внятно произнес Юровский за спиной. - Здесь болота, бывает... Мать, что ли, увидел?
- Д-да... - выдавил, вот ведь черт... Вот ведь заноза, гвоздь жареный... Надо впредь осторожнее...
- Что, выбираешь место для ихнего утопления? Опасно это... Омские, может, и дураки, но не настолько. Протянут бреднем и найдут, а? И что мы тогда доложим Ильичу? Ну и то-то... Ступай за мной, я полянку нашел из русской сказки. Посидим, поедим, мысли придут...
Полянка и впрямь была светлая, с нетронутой травой, волнами пробегал низовой ветерок и легкий, едва заметный шум, больше похожий на "ш-ш-ш..." из далекого-далекого детства - мама, когда засыпал, тихо-тихо произносила это "ш-ш-ш", и сон приходил и обволакивал и успокаивал до утра...
Юровский уселся на пенек, раскрыл корзину и начал выкладывать на полотенце вареные вкрутую яйца; нарезал хлеб - по-рабочему, "на живот", разложил, развернул бумажный кулек с солью.
- Ешь.
И аккуратно-споро начал очищать скорлупу. Ел он жадно и быстро, Ильюхин оглянуться не успел, как большая часть яиц исчезла во рту Якова Михайловича.
- Вы... не заболеете? - спросил с искренним испугом.
- Не бывало... - Вытер рот грязным носовым платком, огляделся. - Так как... Не хочешь?
- Чего? - удивился.
- Справить большую нужду. По-научному называется "де-фе-ка-ция".
- Не тянет.
- Ну, извини, а я люблю. На природе. Полезно это.
Юровский удалился под куст, послышалось натужное кряхтение и сразу же - возглас самого искреннего удовольствия:
- Хорошо пошло, вот что я тебе скажу! Ты, Ильюхин... - поднялся, заправляя рубашку, - не понимаешь: когда вовремя опорожнишься - то и жизнь продлишь. Вот только бумажку мне пришлось применить из фельдшерского справочника...
- И что? - Стало даже интересно. Вот ведь любит себя... Умереть - не встать...
- Жестковата... Надо мягкой пользоваться. И то - помять, помять... Запомни. Я - фельдшер. Я - понимаю...
