Она вылезла из машины, он передал ей чемодан. Кончиками пальцев она послала ему поцелуй.
— Я быстро, — крикнул он.
Нажав на газ, помчался к концу улицы. Гараж был еще открыт. Ночной сторож наводил порядок. Он проводил Рене на место, пятясь перед ним задом. Жестом большого пальца то вправо, то влево он корректировал направление. Затем отошел в сторону.
— Прижмитесь поближе, — сказал он. — Это поразительно! Клиенты никогда не думают о тех, кто приедет после них… Вот так. Потом придвину к стене. Оставьте ключи…
Рене был счастлив. Дал чаевые, на которые старик посмотрел с недоверчивым видом.
Рене постучал в дверь.
— Входи!
Он робко прошмыгнул в комнату. Она выкладывала вещи из чемодана на стол.
— Считается, что ты мой муж. Можно не прятаться.
Подошла к нему и обвила шею руками.
— Знаешь, Рене, я тебе сказала неправду… Иди. Я тебе объясню… Нет, оставь меня.
Осмотрелась. Из мебели были только кресло и стул. Она порывисто взяла Рене за руку и усадила на кровать. Стоя закурила сигарету, затем после небольшого колебания села рядом с ним.
— Это правда, нам не надо прятаться, — начала она, — но мне нельзя быть опрометчивой… думаю, что мы с Полем расстанемся.
Он хотел сесть поближе, но она отодвинулась.
— Не надо, выслушай серьезно. Пойми мое положение. Между Полем и мной возникла невозможная ситуация… по многим причинам… Выключи люстры, свет режет глаза.
Он встал, выключил верхний свет, включил лампу у изголовья. Еще минуту назад он держал ее в руках. Теперь же она превратилась в посетительницу, у которой проблемы. А кем стал он? Не без досады он взял стул и уселся на него подальше от кровати.
— Давай. Рассказывай.
— О! Рассказывать нечего. Плохо, вот и все.
— Он тебе изменяет?
— У него на это нет времени. На нем газета… Ты ведь ее покупаешь, значит, знаешь все.
— Жерсен — человек влиятельный, видимо, богатый, о нем много говорят. Разве ты не этого хотела?
Флоранс раздавила окурок в пепельнице, почерневшей от долгого использования.
— Не будь таким злым. Когда я с ним познакомилась, у него были амбиции, но с ним можно было говорить и даже не соглашаться.
— А сейчас?
— Мне кажется, он болен.
— Мания преследования за правду?
— Именно. Поэтому я хочу уйти. Но не хочу, чтобы он вообразил Бог знает что… что у меня любовник… что я как подстилка… Это ему только на руку. К тому же, если бы у меня был любовник, бедняжка… его можно было бы только пожалеть.
— Почему?
— Потому что Поль уничтожил бы его всеми средствами. Он любит уничтожать людей.
