Проводник без интереса вторично выслушал историю о том, как ничего не подозревающее семейство ни с того ни с сего мгновенно перенеслось с Земли на Плоскость. Он много раз слышал подобные истории, а одну — о себе — мог рассказать и сам.
Но он не стал рассказывать, а спросил:
— Тебя как звать — Борис?
— Да. — Утвердительно кивнув, мальчик вдруг насторожился: — А что?
— Борис, ты не в сказку попал, запомни это. Твои родители этого еще не поняли. Молодые всегда легче привыкают, а старшим поначалу приходится трудно. Постарайся помочь им понять. Для их же пользы.
Трудно было сказать, понял мальчик или кивнул просто так. И сейчас же перевел разговор на другую тему:
— А вас правда, что ли, зовут Фома?
— Правда.
— А фамилия и отчество у вас есть?
— Зачем? — Проводник пожал плечами. — Они на Земле были нужны.
— А почему вы не сменили имя?
— Я сменил. Теперь я Фома, понятно? Не устраивает?
Мальчик хихикнул.
— Да нет, прикольно даже. «В одном переулке стояли дома, в одном из домов жил упрямый Фома…» Вы это в его честь, да?
— Глупости. Так меня называл Нсуэ, мой учитель, бушмен из Калахари. Я не знаю, что имя Фома означает по-бушменски. Трудный язык. Щелчки, хрюканье и ничего не поймешь. Фома — это в русской транскрипции.
— А-а, — протянул мальчик. — Тогда понятно. А как вы с ним объяснялись?
— Он немного говорил по-английски. Но больше на пальцах.
— А чему вас учил этот бушмен?
— Всего лишь ходить по Плоскости и оставаться живым. Он наткнулся на меня, когда я уже совсем загибался от жажды. Мое счастье, что у него с собой были цама.
— Что было?
— Пустынные дыни, те самые, что мы ели. Они тоже родом из Калахари, бушмены в сухой сезон только ими и спасаются. Ну и мы тут… На Плоскость ведь попадают с Земли не только люди. Иногда и звери, и вещи, и семена растений.
— А-а…
— Бэ.
— Я только хотел сказать: странные дыни. Мелочь невкусная. Совсем они на дыни не похожи. А где сейчас этот бушмен? Посмотреть хочу.
— Он давно умер, — сказал проводник. — Думаю, что умер. Однажды ушел в обычный обход и не вернулся. Никто его с тех пор не видел, значит, умер. Где, как — Плоскость знает.
— А…
— Ну хватит! — оборвал проводник. — Видишь вон там впереди пятно? Это и есть оазис. Иди обрадуй родителей.
— Ни фига себе «обрадуй»! — возмутился мальчик. — Да тут еще целый час топать!
— От силы полчаса. Я же сказал: мы почти пришли, привал не нужен…
— И это — коттедж?!
Кривобокая хибара невеликих размеров выглядела как нарочитый шедевр зодческого безобразия. Неизвестно, какие инструменты использовал ее строитель, но отвеса он не знал в принципе. Стены, сложенные из дикого камня на сомнительной связке из рыхлой глины, шли волнами. Одну из трех стен рассекала трещина, в которую без труда пролезал кулак, а четвертой стены не было вообще — не считать же стеной прободенный дверным отверстием корявый плетень, не достигающий ростом потолка! Да и щелистый потолок, сработанный из такого же плетня, вынуждал пригибаться — не столько для того, чтобы не набить шишку, сколько для того, чтобы уберечь конструкцию от повреждений. Окон в строении не было.
