Успокоив себя, девица гордо удалилась к себе в комнату. Завалилась на кровать, взяла в руки книгу. Ей все равно, о чем они там говорят, лишь бы не мешали ей читать. Однако почему-то строчки расплывались в глазах: прочитала абзац, а сама не помнит, о чем. Все мысли там: интересно, что они делают?
Девушка вскочила, прошла вдоль стены к окну, осторожно, издали посмотрела на улицу: все, как и прежде. Толик вприсядку перед ней, уже докуривает третью сигаретку. Женщина так же сидит на чурке. Только лицо потемнело, плечи опустились, уже не улыбается, взгляд какой-то подавленный. Иногда оба смотрят в окно, вероятно, разговор шел о ней. «Кости моют, – подумала черноглазая и обиженно отвернулась. – Ну и пусть… мне все равно!» И опять ушла к себе.
Одиночество длилось недолго. Через некоторое время хлопнула входная дверь, в дом вошла гостья, не разуваясь, прошла к ней, раздвинула шторки, встала в проходе, приятно улыбнулась:
– Здравствуй! Я – Верка-соболятница! Толик рассказал мне о тебе и о том, что случилось. Тебе здесь в поселке оставаться нельзя, найдут быстро. Сейчас мы уезжаем.
– Куда? – вмиг растерявшись, округлила глаза черноглазая.
– В тайгу, на Макарьевскую заимку.
– А я? – блеснула слезами девушка.
– И ты с нами.
– А если не поеду?
– Ну, знаешь, это твои проблемы.
– А что будет? – упрямо продолжала капризница.
– Жить хочешь? – просто, легко, показательно безразлично ответила Вера. Она была удивлена поведением новой знакомой, однако виду не подала, решила прижать ее к ногтю.
– Угу… – подавленно ответила та и опустила голову.
– Тогда без вопросов, собирайся. Вот одежда, – Вера подала ей мешок, – что не хватит – Толик найдет.
– У меня своя есть! – вспомнив о конфликте с хозяином дома, молниеносно отреагировала собеседница.
Вера подошла к ней, бесцеремонно задрала подол халата, усмехнулась:
– Это, что ли, одежда? Ты свои тесемочки оставь на потом, вместо шнурков, ботинки будешь завязывать. Вот у меня теплые трусы есть, женские, и гетры вязаные, чтобы придатки не остудила: тебе еще рожать!
– Хватит! У меня уже есть один! – противилась девушка.
– Не зарекайся…
Наконец-то, после долгих мытарств, упрямица оделась в простую, но теплую одежду. Она посмотрела на себя в зеркало, скривила рот. Как ей казалось, со стороны она походила на огородное пугало. В городе эти вещи она бы забросила на помойку: засмеют подруги! Здесь же все выглядело просто и естественно. Лицо Веры было серьезным. Анатолий дал свой ремень, чтобы подвязать несоизмеримо широкие ватные штаны. На ноги девушке обули залатанные, но теплые кожаные ичиги. На голову водрузили лохматую росомашью шапку. Своим обличием горожанка теперь нисколько не отличалась от своих благодетелей. Даже суконная куртка, наглухо зашитая на груди, приблизила ее к клану охотничьей братии. Кто встретит на улице, не узнает.
