Неожиданно свечение сделалось еще ярче. Заполнив собой весь «музей», оно заструилось наружу сквозь незаметные днем крошечные прорехи в его полотняных стенах. Это было необычное зрелище. Ничего подобного Андерсон никогда не видел: свет словно извивался и подергивался в каком-то жутковатом медленном танце. Андерсон вновь оказался свидетелем происходящего – тени Гамильтона и его собеседника четко вырисовывались на фоне полотняной стены. Теперь не было никакой необходимости тайно подглядывать, поскольку разворачивавшаяся на глазах Гамильтона драма вряд ли могла быть более зримой и четкой. Центр зеленоватого сияния попеременно то обретал яркость, то тускнел, пульсируя, словно некое таинственное сердце из чистого света. Гамильтон застыл с одной стороны, вскинув руки в торжествующем жесте. Стейнтон Гэмблер весь съежился. Он прикрыл руками лицо, словно в попытке защитить глаза от нестерпимого жара, или же, что более вероятно, от некоего жуткого зрелища, представшего его взгляду!
При этом Андерсон с удивлением отметил одну вещь: хотя Гэмблеру полагалось истошно вопить от страха, до его слуха не доносилось ни единого звука. Он даже подумал, что внезапно оглох. Гамильтон в эти мгновения также должен был громко кричать, ибо кадык его двигался в безумном ритме заклинания, точнее, в полном отсутствии ритма. Его откинутая назад голова, вздымающиеся плечи – что это, как не свидетельства его нечестивого триумфа? Тем не менее все происходило в полной тишине! Отсюда Андерсон сделал вывод, что странный зеленый свет каким-то образом изменил нормальный ход вещей, полностью лишив мир звуков; что своей изумрудной пульсацией он поглотил финальный акт чудовищной пьесы кошмарного театра теней. В следующее мгновение ядро света запульсировало еще быстрее и ярче. Гамильтон метнулся к беззвучно кричавшему ученому и, схватив его за воротник, толкнул в это свечение.
Ядро мгновенно уменьшилось в размерах, как будто проглотило самое себя и превратилось в сияющий шар раскаленного света. Но где же Гэмблер? Испуганному взору Андерсона было видно, что на фоне матерчатой стены осталась лишь одна слабая, смутно вырисовывавшаяся тень. Это была тень его брата!
Лучи зеленого света, словно по мановению волшебной палочки погасли, вслед за этим вернулись звуки, и Андерсон услышал собственное участившееся дыхание. Он тут же насторожился и приник к потайному «глазку», чтобы увидеть, что произойдет дальше. Внутри полукруга все еще виднелось зеленое свечение с единственной яркой точкой внутри. Гамильтон наклонился к этому стремительно тускнеющему свету, и из его горла вырвались звуки – низкие, басовитые, трепещущие благоговением:
