контролирует ее расходы. Что, куда и когда она
потратила.
— Прогуляла. Шмоток купила. А что тебя это так заботит?
— Как что? Ты ж кровиночка моя, роднулечка! — Уселся рядом и похлопал ее по колену. —
Переживаю, вдруг что случилось. Люблю ж тебя. По-
своему.
— Угу, я тебя тоже.
Чтоб ты сдох. И долго мучился.
— Погуляла, шмоток купила, — повторил он и уставился на Стэльмах пристально. —
Молодец. Хорошо. А чего в трауре тогда?
— Ничего. — Упрямо смотрела в экран телевизора, не видя картинки.
— По Вене соскучилась? — с ехидцей усмехнулся.
Марина внутри вся вздрогнула. Память тут же непрошено подкинула воспоминания о его
издевательствах. Эти мысли толкнули руку к сигарете.
Захотелось в очередной раз затуманить голову никотином и ни о чем не думать, ничего не
вспоминать. Но карман халата был пуст…
Откинув капюшон, она впервые за время разговора взглянула на Егора красными,
воспаленными, уже высохшими от слез глазами.
— Если твой Веня еще раз подойдет ко мне и хоть пальцем меня тронет, я вскроюсь. Я тебе
клянусь, я так и сделаю.
— Ты глупости не говори…
Что-то мелькнуло в лице брата, похожее на страх, и Стэльмах обрадовалась:
— Страшно, да? Может, мне себе рожу вот так располосовать? А? — Провела указательным
пальцем себе от виска до подбородка. — Вы тогда
сразу от меня отстанете. Такая я уж точно не буду никому нужна.
— Ты успокойся, не бесись, — с опаской сказал брат.
— Боишься, что я что-нибудь с собой сделаю? — улыбнулась, как оскалилась. Даже какое-то
удовольствие получила от Егоркиного недолгого
смятения.
— Давай успокойся. А то правда с катушек слетишь. Отдохни, погуляй. Что я не понимаю,
что ли? Молодая же, развлекухи хочется… Давай,
оторвись, отдохни. Денег тебе еще кинуть на карточку? — спросил с тошнотворной
заботливостью.
— Угу, — кивнула Марина, — и побольше.
— Всё будет, только не бесись и будь умницей. Ну, звони иногда, что всё нормально. И
отдыхай. — Снова похлопал ее по колену.
— Спасибо, дорогой братик.
Чтоб ты три раза сдох. И Веню своего гребаного с собой забирай.
— Вот и хорошо. — Схватил ее чашку с журнального столика, сделал глоток чая и вернул на
место. — Всё, я ушел, не скучай, — зачем-то сказал он
и вышел из гостиной.
Марина проводила брата полным ненависти взглядом.
— Господи, что ж мне с собой сделать, чтобы вы от меня отъ*бались… —
прошептала она и завыла. Не заплакала, а взвыла протяжным
безысходным стоном, прижав ладони к лицу.
Почувствовав в них влажное тепло, замолчала и посмотрела на руки. Кровь. Опять.
