Настоящий Эдвард Кауфман ныне мертв. Два года назад его разоблачили в ходе подстроенной полицейскими ловушки и казнили. Но многие из его псевдонимов, его лжеличностей уцелели. Они до сих пор живы-здоровы и продолжают вести медицинскую практику.
Тэк прикрепляет бейджик к пиджаку.
– Как я выгляжу? – интересуется он.
– Как медик, – заявляю я.
Тэк рассматривает себя в зеркале заднего обзора и безуспешно приглаживает волосы.
– Не забудь, – говорит он, – припарковаться надо на Двадцать четвертой.
– Не волнуйся, – отвечаю я, не обращая внимания на странные ощущения в животе.
Конечно, это нервы. Ненавижу свою слабость. Она напоминает мне о прошлом, о монотонной тишине в родном доме. И о моем отце, нагнетающем собственную злость, словно бурю.
Каждый раз, когда мне приходится кого-то убивать, я представляю на месте жертвы своего отца.
– Береги себя, Рэй.
На мгновение передо мной предстает Майкл – парень, которого никто не знает. Лицо у него открытое, как у мальчишки. И испуганное.
– Лучше бы ты оставила тяжелую работу мне, – добавляет он.
– А зачем? – Я прижимаю пальцы к губам, затем прикладываю их к его груди.
Таков наш знак. Мы оба сдержанны в выражении эмоций. Да и целоваться посреди Зомбиленда не следует.
– До встречи на той стороне.
– На той стороне, – повторяет Тэк, выпрыгивает из фургона и рысцой бежит через мокрую улицу.
Я отсчитываю шестьдесят секунд, в последний раз проверяю снаряжение, опускаю зеркало и смотрю на свои зубы. Пистолет на месте, снаряды в правом кармане джинсов. Отлично. Снова начинаю считать. Постепенно я прихожу в себя. Хватит трястись, Рэйвен.
Я знаю свое дело. Мы все его знаем..
Иногда я мечтаю о том, как мы с Тэком возьмем и уйдем – просто забьем на войну, борьбу и на сопротивление. Прощайте, не поминайте лихом. Мы двинемся на север и построим хоумстид. Мы справимся. Будем охотиться и ловить рыбу, выращивать, что получится. Заведем целый выводок ребятишек и притворимся, что остального мира не существует. Пусть себе проваливается в ад, если хочет.
Проходит две с половиной минуты. Я открываю дверцу и вылезаю наружу. Сточные канавы до сих пор полны водой, и в маленьких водоворотах кружат мятые стаканчики из-под кофе, сигаретные пачки и объявления.
Когда я распахиваю дверь клиники, мне кажется, что я попадаю в другую реальность: пушистый зеленый ковер, полированная мебель. Эффектные напольные часы в углу приемной. Неплохое место для того, чтобы умереть, если уж надо что-то выбирать.
