В «Сире» («Жизнеописании посланника Аллаха») сказано, что первые откровения он получил в пещере под Меккой, где уединялся для поста и молитв: там его посещали видения и он услышал голос бога, приказавшего ему проповедовать новую веру. Подобное боговдохновение было не в диковинку арабам, по представлениям которых творчество всякого поэта инспирировал особый дух, или джинн.
Дар поэта особенно проявился в мекканских проповедях, в них Мухаммад главный упор делал на убеждение своих слушателей силой ораторского искусства. В Медине, где пророк выступил уже больше как законодатель, правитель, судья, поэтичность сур отходит на второй план. Здесь основной задачей стало формулирование различных распоряжений, выработка юридических и нравственных канонов. И хотя и в Медине все это подается как повеления Аллаха, «глас божий», суры становятся суше, язык менее образным, стиль, как бы мы сказали сейчас, канцелярским, рифма почти не ощущается, да она и не нужна в этих зачастую весьма прозаических по содержанию установлениях. Правда, и в этих сурах, как почти у всех проповедников новых вероучений, преобладают притчи, поучительные сравнения, риторические вопросы.
Художественную образность мекканских сур почувствовали А. С. Пушкин и И. В. Гёте, которых они вдохновили на стихотворные «Подражания Корану». Критически относясь к содержанию книги пророка как к «собранию новой лжи и старых басен», А. С. Пушкин отмечает силу и поэтичность их изложения. Давая вольный перевод аята о строении Вселенной (22 : 64):
Земля недвижна — неба своды,
Творец, поддержаны тобой,
Да не падут на сушь и воды
И не подавят нас собой.
он отмечает: «Плохая физика; но зато какая смелая поэзия!»
Поэтика и язык Корана мекканского периода генетически связаны с доисламской арабской поэзией. Но особенно близки они, по мнению И. М. Фильштинского, к стилю прорицаний кахинов — древнеарабских жрецов-гадателей[9]. Произнося шаманские заклятия, исполняя языческий ритуал, они пользовались ритмической и рифмованной прозой (садж), от которой ведет свое происхождение простейшая метрическая форма арабского стихосложения — раджаз. Выражение мыслей либо стихами, либо ритмизованной прозой широко распространилось в Аравии еще в период джахилийи. К этой манере высказываться прибегали не только поэты и жрецы, но зачастую и простые кочевники. Возможно, считают некоторые исследователи доисламской поэзии, арабская метрика возникла именно у бедуинов, когда они во время перекочевок что-либо напевали, сидя верхом: ритм стиха складывался в такт мерных шагов верблюда.
