Я огляделся с изумлением (я-то думал, мы на дачу Старцевых едем тайком от отца): изба как бы крестьянская, а обстановка как бы барская. Слабый аромат духов, две противоположных стены, тахта и пол устланы одним пурпурным ковром; низенький столик, в стекле столешницы отражаются зеленая бутылка бордо и два хрустальных бокала, наполненных вином. Мы присели напротив, и наши профили проявились в слегка запыленном зеркале между окнами; в стеклянной мгле одного окошка, в свою очередь, отразился язычок пламени.
«Как здесь необычно! Это ваша дача?» — «Загадка этой дачи занимает меня с детских лет». — «Звучит загадочно». — «Вот именно. Надеюсь, вы не боитесь?» — «Кого или чего?» — «Оккультных духов, которыми меня все попрекаете». — «Может быть, я смешон, но вот один умный человек заметил, что черт хитренький и делает смешными тех, кто на него показывает». — «Как-как? Блеск! Надо запомнить». (Словечком «блеск» автор бестселлеров отделывалась от всяческих жизненных сложностей.) Со смехом вскочила, повертелась, кружась и пританцовывая, по зале, удалилась в темень сеней, вернулась… «Юла — вы действительно юла!» — «Как вы угадали?» — «От вашей сестры услыхал». Я хотел задернуть пурпурные гардины на окнах с решетками, она засмеялась (она все смеялась): «Здесь кругом лес, мы в лесу… Ну что, бордо на брудершафт?» То вино, что мы попивали в Доме литераторов, вино, которое навсегда теперь связано для меня с этой удивительной девочкой.
Я выпил бокал залпом и, не успев сказать: «Это вино горчее…», — очутился на острове Св. Пантелеймона. На зеленой траве ничком лежал труп, появился доктор (без видимых признаков мне дано было знать: это остров, это труп, а это доктор). Он ходил вокруг мертвеца, а по левой руке моей ползла змея, я ощупал ее пальцами, услышал свой крик и очнулся рядом с мертвой Юлией. Похоже на фрагмент сна, но руки помнят холодок металла и как я, отмывая, отмывал их от крови! Нет, пока я в погребе с ума сходил, она не могла сбежать. Или ее украли — вот тот монстр с земляным лицом, что глядел в окно. Или я окончательно спятил, и ничего не было. Не было избушки, загадочной, как волшебный замок; подземелья, чудовища на груди, потом — в окошке (мор — умер, мор — умер, мор — умер…), не было черного леса, который кружил меня, кружил, покуда не пропел петух… этого тоже, конечно, не могло быть.
Платон Михайлович, учтивый и тонкий идеалист, курил на своем балконе, когда я вышел на свой. Поинтересоваться, где находится дача Старцевых. Он детально описал «терем-теремок», подтвердив мое умозаключение: конечно, мы с Юлией не на даче были, странное место, необычная обитель, неизвестно кому принадлежащая…
