.
При проверке на СПП или ПФЛ, в условиях изоляции и вдали от фронта, такие методы были невозможны. Для поиска шпионов использовались агенты-опознаватели из числа выпускников немецких разведшкол или вернувшихся с задания зафронтовых агентов[723]. В период наступления на СПП создавались постоянно действующие резидентуры[724], для проверки большого числа людей на пункты направлялись оперативные группы[725]. Использовались «психологические» приемы — на ПФП распространялись слухи о захвате архивов гестапо с информацией о предателях. Это, а также временное воздержание от арестов добровольно сознавшихся на допросах имело целью увеличить число явок с повинной[726].
Названные мероприятия применялись эпизодически, основных же методов контрразведывательной работы на фронте и в тылу было два: агентурная разработка[727] и допрос. Агентурное наблюдение могло вскрыть сам факт пребывания подозреваемого в плену. Сокрытие этой информации расценивалось как вербовка врагом, даже если это выяснялось спустя несколько лет после плена, проведенных на передовой и отмеченных наградами[728]. Использование агентуры в системе проверки осложнялось постоянным обновлением состава контингента СПП, ПФЛ и ПФП[729].
Если приставить к каждому пленному и «окруженцу» агента было проблематично, то допросу подвергались все попавшие в систему проверки. От проверяемых требовалось заполнять опросные листы[730] и анкеты — это давало следователям возможность при очной беседе сравнивать устные показания с письменными. Для отправляемых в спецлагеря допросы на СПП и ПФП могли быть довольно формальными и не занимать более двух страниц[731]. Полученные показания пытались проверить отправкой запросов, но зачастую названных воинских частей уже не существовало, а людей не было в живых. Оставалось лишь констатировать, что проверяемый в розыске не значится и по приметам к разыскиваемым не подходит[732].
Учитывая, что никто сам не сообщал о себе компромат, проверить сведения о пленении и даже личности многочисленных «фильтрантов» было невозможно. В заключениях по проверочно-фильтрационным делам можно встретить такие фразы, как «во время беседы Швецов неохотно рассказывал, был красный, задумчив» или «по своему развитию для шпионских целей не подходящий. Слух туговат»[733].
Наличие в официальных документах таких деталей говорит о преобладающем значении личности проверяющего чекиста для судьбы «фильтранта». При массовой проверке лиц, перспективных для оперативной разработки, определяли по формальным признакам: был ли «фильтрант» за пределами СССР
