Уже прошедшие проверку составляли в ПФЛ отдельную социальную группу. Их содержание с еще не профильтрованными контингентами, согласно лагерному отчету, «порождает недовольство»[988] — получается, что попавшие в ПФЛ предполагали виновность неопределенного количества окружающих. Об этом же говорят и их воспоминания: «С теми, у кого совесть была чиста, следователи работали корректно и даже — уважительно»[989], «Я <…> грехов за душой не имел <…> А те, кто никак не мог доказать, что чист перед Советской властью и не нарушил присяги, чувствовали себя ужасно»[990], «Пленные ведь разные были: под видом пленных были и старосты, и шпионы, и так далее <…> Может, тем, кто врал и "давали перца", не знаю. Мне было скрывать нечего, я сказал, как было дело <…> Кто врал, они знали»[991]. Последний пример показателен, так как у проверяемого, с его же слов, у самого был скелет в шкафу[992].
Очевидно выделение среди «спецконтингента» групп по отношению к труду. Так, стахановцы и выполняющие план рабочие «ведущих профессий» получали дополнительное питание, табак, иногда даже водку, жили в отдельных бараках, могли пользоваться послаблениями в режиме, их фотографии как «лучших людей лагеря» вывешивались на стендах.
Также внутри лагерных контингентов могли выделяться отдельные группы по характеру отношений с руководством ПФЛ. Из числа проверяемых набирались командиры рот и взводов, агитаторы и чтецы, которые не просто помогали управлять «спецконтингентом», но и, по оценке руководства, в большинстве своем были стахановцами, «ведя за собой остальную массу»[993].
В официальной документации «спецконтингент» порой предстает единой лояльной администрации массой. «Сами бывшие военнослужащие, узнав или заметив то или иное безобразие со стороны того или иного б/военнослужащего, немедленно направляют данных людей к комиссару или начальнику лагеря, для принятия соответствующих мер» — сообщали из Грязовецкого спецлагеря[994]. В отчете из Подлипкинского лагеря отмечалось, что проверяемые также сами пытались бороться с нарушениями и проступками — потребовали убрать прогульщиков и лодырей «которые своим поведением позорят в цеху спецконтингент»[995].
Интересен эпизод, произошедший в мае 1944 г. в ПФЛ № 240. После поимки совершившего побег «исполняющий должность начальника лагерного отделения Зильберт для "создания общественного мнения" и предупреждения побегов, на вечерней поверке объявил о побеге Коваленко и добавил при этом: "Коваленко подлежит суду Военного Трибунала и должен быть приговорен к расстрелу; кто за то чтобы Коваленко осудить Военным судом и приговорить к расстрелу — прошу поднять руки". Стоявшие в строю на поверке проголосовали за предложение Зильберта; Коваленко находился здесь же. После происшедшего Коваленко, будучи помещен в одиночную камеру гауптвахты, покончил самоубийством через повешение»
