На этом месте Осотин всегда просыпался, в испарине, с удушливой тошнотой. Горлышко фляги стучало по зубам. Вода непокорными струйками катилась за тельник. Из кисета сыпалась махра, мимо сыпалась, не в цигарку. Провались концом! Чего привязался поганый сон? Долдонит, язвит душу. Ну, заколол. Промеж шей и левой ключицы сверху вниз. И жилку тогда не видал. Чего разглядывать? Отборный был егерь, враг. На стальной каске, что отлетела в сторону, с обоих боков фашистское паучье клеймо, на мундире латунный знак «Завоеватель Нарвика» и ленточка «Героя Крита». Чего разглядывать? Подумаешь, жилка.
Покурив, Осотин приходил в себя, лежал и злился, не понимая, почему втемяшилось про этого «языка». Будто кроме нечего вспомнить. Тот самый первый поход был неудачным. Потеряв время на высадке, двинулись через скалы напрямик и уткнулись в обрыв. Сначала бросали камешки, пытаясь сориентироваться по звуку падения. Круча глотала их молча и потому казалась бездонной. Клевцов приказал снять рюкзаки и опускать их, цепляя один за другой.
— Я и так определю высоту, — вызвался Зайчик,
— Лучше отойди и не мешайся!
— Есть, отойти, — обиделся Семен и вдруг в резком прыжке канул во тьму.
Все стояли и ждали. Тишина была глухой. Она тянулась резиной. Зайчик подал голос через минуту, не ранее:
— Милости просим, ха-ха. Здесь мягко. А скала подходящая…
Командир взвода промолчал, — верно, было не до того. «Выдача» состоялась уже в блиндаже, на разборе:
— Когда прекратится произвол?
Но Зайчик тоже в карман за словом не лез:
— Что такого? Я в интересах боевой задачи.
— В этих интересах подвернулся сугроб. Без него был обеспечен перелом ног. Как тогда быть с задачей?
— Ну, — дернулся рыжий Семен. — Всё равно бы обузой не стал. Пуля в рот, и, пожалуйста, следуйте дальше.
— Вот как? Пуля в рот? — побледнел Клевцов и вдруг заорал: —Я не люблю терять людей! Учти, допустишь ещё выходки — спишу за непригодность к такой-то матери…
Боцман никогда не видел его таким, никогда не слышал, чтобы насмешливый Клевцов выражался площадно. Досталось на разборе всем, кроме Петра и тех, кто не вернулся. Боцман принял это как должное. Промашек вроде за ним не числилось. А вот про высадку на берег по натянутому им тросу все позабыли. Очень даже обидно.
— Переправу, кажется, навели и воевали сухими, — решился напомнить Осетин, хотя сам-то как раз промок.
— Ему кажется, а мне нет, — вызверился командир взвода. — Я твердо знаю — воевали плохо, не выполнили всех задач. Зачем «языка» закололи, раз все остальные специально прикрывали огнем?
