Идя ночью по старому городу, чувствуешь особенно отчетливо: есть несколько, разнесенных по времени Нюрнбергов. Но опять же, все раздельно. Как в случае с мусором. Как и с немецким языком.
* * *
Распространено стойкое заблуждение. Дескать, красивых женщин здесь нет, потому, что их посжигали в средневековье, как ведьм. Не сомневаюсь, попытка окончательного решения женского вопроса была. Но рискну заявить, что изводили изольд и брунгильд — немецкой грамматикой. Которая и сейчас способна довести неустойчивую психику до протуберанцев. А уж тогда-то…
Немецкого языка, как единого и неделимого — нет.
Возьмем самую простую фразу. Возьмем, например: «Как тебя зовут?»
В Ганновере, где говорят на «хох-дойче», ортодоксальном варианте немецкого, произнесут: «ви хайст ду?»
В Мюнхене, где немецкий прополот байришем, то же самое будет звучать может и похоже, но все гласные заменятся на «а»: «ва ха да?!» В Нюрнберге, соответственно, сохранится общебаварская фонетика гласных. Но, поскольку байриш здесь чужой, а народ коммуницируется исключительно на франкише, аборигены легко обходятся единственной согласной. И вопрос будет звучать: «фа фа фа?!»
Один мой приятель, приехавший в Нюрнберг, мужественно пытался победить язык. Без кислородного прибора. Но потом услышал франкиш… «Понимаешь, — обескуражено делился он, — они вот так покучкуются, погавкают. И счастливые расходятся»…
Еще один знакомый, пройдя курсы немецкого в Москве и прибыв в Германию, с час стоял возле служащего в берлинском аэропорту. Его единственной мыслью, как он сам признавался, было: сколько же он немецких слов знает?! И он оцепенело стоял и ждал, сам не понимая чего. Потом осознал: когда же исчерпается у таможенника словарный запас. И тот перейдет, наконец, на русский.
Лично меня поначалу подводило безупречное произношение. Точнее, абсолютный музыкальный слух. Те пятьдесят слов, которые знал, я выдавал блестяще. После чего меня принимали за полноценного и отвечали соответственно.
В среднем, свежеприбывшие посещают магазины со словарем от пяти до пятнадцати лет.
В качестве скорее морального реванша, чем превентивной меры — мной был изобретен супербайриш.
Теперь, вместо: «Айнен шонен гутен абенд, майн фройн. Гейт эс иннэн гут?» (Добрый вечер, дружище. Как дела?) в собеседника выстреливается: «А шёгуа мафо! Гетесигу!?!». Парализующий эффект налицо.
* * *
Но слышу все отчетливей: «А вас-то, вас лично? Как угораздило?!»
Если отбросить пафос, «для будущего тещи», «задыхаюсь в этом тоталитарном аду», «мы с Мануэлем (Джорджем, Джоном, Полом, Ринго — ненужное зачеркнуть) — с первого взгляда поняли» — в топ пролезет, разумеется, махровая проза жизни. Любопытно, что люди вполне обеспеченные проявляют при этом неожиданный романтизм.
