Мы с дядей удивлённо переглянулись, словно желая убедиться, что всё происходит наяву.
— Знайте, — продолжал дон Хенаро, — я начал свою карьеру там же, где начинаете её вы. Нужно упорно трудиться. И самое главное, надо научиться молчать о том, о чём следует молчать, и говорить лишь о том, о чём можно говорить. Вот так-то! От этого будет зависеть ваша судьба. На ваше счастье, вы встретились со мной, а я всегда готов научить вас уму-разуму и помочь вам, да, дорогие родственники, помочь…
— О, благодарю, благодарю, — перебил его вконец растроганный дядя.
Дон Хенаро добавил:
— Комнатушка, где вы работали, была первой ступенькой к моему теперешнему положению. Итак… вам теперь всё ясно. Вы должны беспрекословно выполнять любой мой приказ, ни на йоту не отклоняться от начертанного мною пути, и могу предсказать вам заранее; если вы попробуете поступать иначе, удачи вам не будет, а горюшка хлебнёте вдоволь.
Помолчав немного, дон Хенаро продолжал:
— Завтра вы явитесь в архив в то же время, что и сегодня. Снова перетряхивайте папки, но поднимите ещё больше пыли и устройте ещё больший, чем сегодня, шум и беспорядок. Пусть дон Бенигно взвоет от злости, когда придёт. Я снова отчитаю вас. Это единственное, что от вас требуется. Понятно?
Я безмерно радовался возможности вновь позлить дона Бенигно и отомстить ему за выслушанные нами оскорбления. Дядя не знал, куда деться от радости при мысли, что он опять находится под защитой и покровительством своего высокопоставленного кузена дона Хенаро де лос Деес.
На следующий день в тот же час в канцелярии повторилась уже знакомая читателю сцена, с той лишь разницей, что на этот раз мы с дядей, вдохновлённые словами дона Хенаро, и дон Бенигно, воспрянувший духом по той же причине, учинили сущее светопреставление. Дон Бенигно кричал и топал ногами с удвоенной силой, а мы свалили на пол вдвое больше бумаг и подняли в комнате густые облака пыли.
И снова к нам спустился дон Хенаро. На этот раз речь его несколько отличалась от прежней. Подойдя к дону Бенигно, он несколько раз прищёлкнул языком (это была его любимая привычка) и объявил, что он хоть и выгнал нас накануне, но, поостыв да поразмыслив, сменил гнев на милость и сжалился над нами: не по-божески покидать в беде таких несчастных людей, как мы с дядей; в заключение он напомнил дону Бенигно, что все мы, смертные, живём на этом свете, чтобы помогать друг другу, защищать и любить ближнего, а посему нас следует оставить здесь до тех пор, пока мы не очистим бумаги от пыли.
