Они развернули бредень.
— А где Егорий? — спросил сержант.
— Какой Егорий? — Пономарев остановился. — Победоносец?
— Наш, — объяснил сержант. — Егорий! — негромко крикнул он. Бас у него был очень спокойным, полевым, лесным, совсем не солдатским Таким басом говорят за Уралом, на Белом море, в Алтайских горах.
— Здесь! — ответил из-за кустов Игорь. — Иду.
Они ходили с бреднем, а Игорь натаскал сушняка, вбил рогули, выломал поперечину и приготовил костер.
Полведра рыбы они наловили быстро, но Пономарев замерз и должен был надеть брюки и обуться.
— Да вы не торопитесь, товарищ генерал, — сказал ему младший сержант. — Что ей, ухе, вариться? Закипит, и ешь. Подождут дела. Не каждый день нам такое раздолье.
Уха и правда сварилась мгновенно — Игорь поддерживал под ведром гудящий огонь. Но к ухе подоспело еще двое.
Один из них шел по кустам и горланил:
… Бывали дни веселые!
По восемь ден не ел!..
— Это Женька, — объяснил Игорь.
Женька вышел к ним, дожевывая корку. Под мышкой у него были завернутые в обрывок газеты два суточных хлебных пайка. Женька отламывал от них корки и ел. Второй солдат, тщательно выбритый, без пилотки, пилотка была засунута за пояс, с расстегнутым воротом, посасывая холодную трубку, нес на вытянутых руках, чтобы не напылить в них, котелки с супом и кашей. У солдата были насмешливые глаза, чистый высокий лоб и явно иронический склад ума. Это подтвердилось и тем, как солдат смотрел на генерала — в хорошую меру почтительно и в тоже время испытующе, как бы говоря: «А что дальше? Что дальше, сэр?», и в спокойных, даже несколько пренебрежительно спокойных движениях, и в голосе — в любой фразе, в одной ясно, в другой — где-то на самом дне ее звучала ирония.
Женька, зажимая локтем хлеб, проглотил, не жуя, корку и отдал честь.
— Разрешите присутствовать?
— Присутствуй, — сказал Пономарев. — Давай хлеб.
Женька с готовностью отдал ему оба пайка. На одной полбуханке корок уже почти не было.
— Пожалуйста. Может, хотите и супу?
Солдат с трубкой отвел Женьку под кусты и уложил на шинель. Женька, бормоча «Никольский, друг! Расскажи сказочку», — сонно засопел.
Пономарев, набрав в ложку ухи, дул на нее.
Никольский сел напротив него и, блеснув глазами, достал из кармана медицинский пузырек граммов на четыреста.
— Не хотите ли, товарищ генерал? Спирити вини ректификата.
Отказаться от спирта под уху было просто грех.
— Что же, это как раз то, чего не хватает. А вот мальчишке даете зря.
Никольский разлил спирт по кружкам и разбавил водой.
