— С Новоград-Волынска.
Пономарев, подгребая песок под бока, повернул голову и посмотрел на этого солдата внимательней. «С Новоград-Волынска» означало — с последних чисел июня сорок первого года. Солдат был слишком молод, чтобы служить до войны в кадровой.
— Воспитаннник?
— Нет. Я учился в десятом классе, ну и… Все пошли в истребительный отряд. Меня ранило, я попал в ваш медсанбат, потом…
— Ясно, — кивнул Пономарев. — Из медсанбата в бригаду. Ты был в десятом «А» или «Б»?
— В десятом «В», — слегка смутившись, ответил Игорь.
— Значит, все пошли в истребительной отряд? — переспросил Пономарев.
— Почти все. — Игорь подумал. — Два или три только не пошли. Из местных.
— А ты не местный?
— Нет.
— Откуда?
— Из Брянска. То есть, я там родился. Но жил в разных городах. В Новоград-Волынске с тридцать шестого года.
— Как тебя зовут? — спросил Пономарев.
— Игорь.
Так как говорить больше было не о чем, а папироса докурилась до картона, Игорь пошел купаться.
Пономарев, скосив глаза, смотрел, как вразвалочку идет этот парень из десятого «В». У парня были сильные плечи и длинные прямые ноги. «Ему еще футбол гонять», — подумал Пономарев.
Игорь остановился у воды, несколько раз присел и выпрямился, смочил ступни и кисти.
«Раз, два, три», — сосчитал Пономарев шрамы — на боку, на спине и на левой икре. Все шрамы были похожи на листья ивы — такие шрамы получаются от пулевых ранений. Маленькие дырочки от пуль, чтобы быстрее заживали, хирурги рассекают скальпелем, и рубец получается плоский, как лист. От осколков шрамы получаются неровные.
Игорь нырнул и поплыл вдоль берега вверх по течению.
Когда Пономарев закуривал вторую, из кустов вышел высокий пожилой младший сержант. В одной руке он держал бредень, в другой — пустое ведро. В его больших — иконных — глазах Пономарев прочел неудовольствие, но оно тотчас же сменилось настороженной приветливостью. Младший сержант откашлялся и переступил с ноги на ногу.
У него не только глаза, все лицо был иконным: правильный овал, прямой нос, скорбный рот. Иисус Христос в выгоревшей гимнастерке, да и только. Пономарев даже вздрогнул.
— Что стоишь? — сказал он первым. — Проходи. Порыбалим?
— Коль не побрезгуете, товарищ генерал, — ответил сержант.
Пономарев взял у него бредень.
— Тогда давай быстрей. Я тороплюсь.
Сержант быстро сдернул гимнастерку, майку и брюки. Армейские трусы с карманом на пуговице на тощем заду никак ему не подходили. Был он худ и жилист, как будто под кожей у него были насованы веревки. Между сосков на груди в негустых волосах было уже порядочно седых. Пономарев неожиданно удивился, когда увидел, что у этого сержанта нет дырок от гвоздей, где им полагалось быть.
