Речь Гитлер обычно начинал спокойно, тихим, еле слышным голосом. Потом, по мере напряжения мысли, он начинал быстро жестикулировать правой рукой, протягивая ее вверх, по-разному загибая пальцы. Затем он начинал жестикулировать поочередно правой и левой рукой, а потом и одновременно двумя. Иногда он улыбался, приводя какое-нибудь высказывание английских деятелей или прессы. Но от этой его улыбки становилось неприятно, так как она не вязалась с его злым лицом. В местах критики «коварных англичан» он принимал еще более неистовый вид: глаза его светились ненавистью. Выкрикивая при этом надрывисто какую-либо длинную фразу, он задыхался от ярости, и в это время зал, затаив дыхание, в напряжении ожидал, когда же он кончит ее. Гитлер потрясал кулаками, рукава мундира сползали до локтей, обнаруживая плоские костлявые руки. Брызги слюны разлетались во все стороны, а он приподнимался на носках, и казалось, что он вот-вот перевалится через трибуну. Клок волос вздрагивал на лбу, вытаращенные свинцовые глаза и сводимое судорогами лицо создавали впечатление чего-то дикого, ненормального.
Временами Гитлер впадал в меланхолию, и тогда речь его звучала как раскаяние. Обычно это происходило в моменты, когда он говорил о «жертвах, приносимых немецким народом на алтарь родины», или в заключение речи, которое он всегда начинял мистической белибердой, и часто сходил с трибуны с молитвенными словами на бледных поджатых губах.
1 сентября Гитлер произнес в рейхстаге речь в обычном для него стиле, хотя на этот раз он был более сдержан, говорил без подъема, с заметной настороженностью. Но в одном Гитлер оставался верен себе и в эти ответственные минуты — в использовании наглой лжи. Его речь была заполнена клеветой на Польшу, циничными выдумками о его «мирных стараниях» решить польско-германские спорные вопросы, как это он сделал якобы в случаях с Австрией и Чехословакией. Он использовал для обвинения Польши в агрессии подготовленную Гиммлером и Гейдрихом провокацию с переодетыми в польскую форму эсэсовцами.
В своей речи Гитлер говорил:
«Вы знаете о бесконечных попытках, которые я предпринимал для мирной договоренности по проблемам Австрии и позднее — по проблемам Судетов, Богемии и Моравии. Это было все напрасно. Я и мое правительство полных два дня сидели и ждали, не согласится ли наконец польское правительство прислать полномочных представителей... Моя любовь к миру и моя беспредельная терпеливость не должны смешиваться со слабостью или трусостью... Я поэтому решил разговаривать с Польшей тем же языком, который Польша применяет в отношении нас уже несколько последних месяцев!.. Польша первой обстреляла нашу территорию, использовав для этого солдат регулярных частей».
