День медленно клонился к вечеру. За шутками и смехом время летело быстро. Некоторые торговки уже засуетились, приступив если еще не к подсчету дневной выручки, то к приведению в порядок своего товара. Другие, наоборот, не спеша готовились к вечерней торговле, рассчитывая перевалить через шесть часов и отхватить хотя бы часть вечера, когда с наступлением сумерек рынок в своем упорном стремлении продлить существование приобретал какой-то загадочный вид.
— Пора собираться домой, Мам, — сказала Эдна.
— Ты что, устала? Посмотри, еще совсем светло, а ты уже домой собралась.
— Ты всегда так говоришь, Мам, а нет чтобы вспомнить, что мы живем далеко отсюда. Пока еще дождемся автобуса, как раз и будет время.
— Ах, молодежь, молодежь, и откуда вы такие? В наше время мы повсюду ходили пешком, а нынешние…
— Неужели вы так уж повсюду и ходили пешком?
— Конечно… А как же иначе? Не думаешь ли ты, что мы родились с автомобилем вместо ног?
— Знаешь, Мам, не хотела бы я родиться до появления автомобиля.
— Да ты и не родилась в ту пору, это сразу видно. Ты даже домой пешком дойти не можешь. Даже домой…
— Пешком? А сама-то ты смогла бы, после такого утомительного дня, всю дорогу идти пешком?
— Я так и делала, девочка моя, именно так! Ты еще не родилась…
— А ты уже ходила на рынок?
— А я уже ходила на… Эй, Эдна, смотри, кто к нам идет! Да неужто он?
Это действительно был он, тот самый покупатель.
Он шел, многозначительно улыбаясь. Эдна, не зная как себя вести, дважды провела тыльной стороной ладони по лбу и решительно начала убирать с прилавка товар. А мужчина продолжал улыбаться, явно забавляясь смущением обеих женщин: бабушки и внучки. Те, кому есть в чем себя упрекнуть, всегда смущаются при виде улыбки того, кто предстал пред ними в роли судьи. В сущности, улыбкой мы награждаем хорошо воспитанного ребенка или оказавшего нам любезность взрослого, но для врага нет хуже такого подарка. Ибо в подобных случаях это скорее усмешка, независимая и надменная, над человеческой мелочностью, даже если она внешне наивно беспечна. Улыбка может ударить больней, чем пощечина, отпущенная с размаху. Она способна в мгновение ока выразить больше презрения, нежели любое слово, пусть даже написанное самыми крупными буквами. А иной раз она просто свидетельство того, что обида прошла, что жизнь по-прежнему прекрасна и что лучше забыть причиненные вам неприятности. Улыбка просто улыбкой никогда не бывает. Она всегда что-нибудь да говорит, если даже человек предпочитает молчать. Она бывает такой же неуместной, как голубое небо во время дождя, и такой же горькой, как муки рожающей в лесу слонихи. Она бывает лучезарной, как солнце, и мимолетной, как счастье. Впрочем, пойди-ка разберись во всем этом!
