Сталин оторвал взгляд от Литвинова, который, подавляя в себе волнение, переводил сказанное Бивербруком, затем хмуро посмотрел на молчавшего Молотова и, зашагав по кабинету, после мучительной паузы с холодной отчужденностью заговорил:
— Я не вижу необходимости в моем выступлении… — Он остановился рядом с Литвиновым и, будто жалуясь ему, продолжил: — К тому же я очень занят. Я не имею времени даже спать. Я думаю, что будет вполне достаточно выступления Молотова…
Затем перешли к согласованию о поставках союзниками танков, самолетов, артиллерии. Сталин удивлял собеседников своими знаниями тактико-технических данных, касающихся разных видов вооружения и боеприпасов. Но говорил об этом сдержанно, соглашаясь с теми или иными предложениями Бивербрука и Гарримана или монотонно отвергая их: «Нет, не нужны…» Все ощущали в нем бьющуюся напряженную мысль. О чем она? Тревога звенящей тишиной заполняла паузы в переговорах. Вдруг Сталин обратился с вопросом к Гарриману:
— Почему США могут поставлять мне в месяц только тысячу тонн бронированного стального листа для танков?.. И это страна с производством стали в пятьдесят миллионов тонн?!
— Америка в настоящее время имеет мощность в шестьдесят миллионов тонн, — уточнил Гарриман. — Но спрос на бронированный лист очень велик, и потребуется время…
Сталин не стал слушать его объяснения и рассерженно изрек:
— Ваши предложения о помощи отчетливо показывают, что вы хотите увидеть поражение Советского Союза!..
Бивербрук и Гарриман изнемогали от беспомощности перед гневом Сталина. За время двухчасовой беседы о безотлагательных нуждах Советского Союза он проявил живой интерес только тогда, когда Гарриман предложил поставить из Америки пять тысяч «виллисов».
— Это хорошо! — воскликнул Сталин. — А побольше нельзя?
— У нас есть только пять тысяч, — ответил Гарриман. — Мы можем предложить вам броневики под экипаж в два-три человека.
— Не надо, — коротко ответил Сталин. — Ваши броневики — это машины-«ловушки»…
Потом Бивербрук напишет Черчиллю:
«Сталин был очень уставшим, но все время ходил по кабинету и беспрерывно курил. Он также проявил невоспитанность…»
— И Бивербрук пояснил: когда он вручил Сталину письмо от Черчилля, тот открыл конверт, взглянул на письмо и положил его на стол, так больше и не прикоснувшись к нему за всю встречу. Когда Бивербрук и Гарриман, удрученные плохим настроением главы Советского правительства, заручились его согласием встретиться еще и завтра, 30 сентября, Молотов напомнил Сталину о непрочитанном письме. Сталин, мрачно взглянув на Молотова, взял со стола письмо, вложил его в конверт и передал Поскребышеву.
