— Ну, ты спускаешься? — услыхала она Мишин голос.
Выйдя на улицу, Жанна свернула не к метро, а к дальнему концу здания — там, за углом, должен был стоять его «чероки». Но машин было много, и большинство из них черные… похожие. Жанна неуверенно пошла вдоль ряда породистых, лоснящихся от сытости тварей внутреннего сгорания, с каждым шагом теряя уверенность в себе и все больше паникуя. Она уже была готова позвонить Мише и попросить, чтобы он сам ее нашел, как услыхала:
— Вы далеко пошли, девушка?
Миша выглядывал из окна своей машины.
— Ох, а я уже думала тебе звонить, — облегченно вздохнула Жанна.
— Садись, — сказал он, открывая дверцу и пересаживаясь к рулю. — Ты что, машину мою не узнала?
— Я машины различаю по принципу «большая-маленькая», «чистая-грязная», «едет-стоит».
Он, выруливая на дорогу, усмехнулся.
— И еще у меня дамский топографический кретинизм. В незнакомом месте я вообще не ориентируюсь.
— Ясно. А достоинства у тебя какие-нибудь имеются?
— Имеются. У меня бездонная память, фантастическая интуиция и безупречный вкус.
— Ага, и невероятная скромность.
— Это у нас общее.
Они выехали на Тверскую и направились от центра к западной окраине. Минут через пятнадцать Миша затормозил у бетонного здания.
— Значит, так. Я сейчас тебя провожу в гостевую ложу и пойду разминаться. Где-то через час десять все кончится, и мы поедем гулять. Вопросы есть?
Жанна помотала головой.
Он взял из багажника большую спортивную сумку, и они вошли в здание. Внутри у первой двери стоял парень лет семнадцати, заметно широкий в плечах даже под цивильным костюмом.
— Здрасьте, Михал Маратыч.
— Привет, Слава. Дежуришь? Девушка со мной.
— Это кто? — спросила Жанна, когда они поднимались по лестнице, и парень их уже не слышал.
— Ученик мой.
— А как твое отчество?
— Маратович. А что?
— Ничего, просто уточнила. Я-то твоего досье не видела.
— Вот, — Миша вывел Жанну на балкон, с которого был хорошо виден освещенный помост посреди темного зала, — посиди здесь. Я за тобой приду.
Миша исчез, а Жанна принялась рассматривать обстановку. Включили общий свет, и в первые от помоста ряды начали пробираться ребята, подростки, мальчики поменьше.
«Он — Маратович, и фамилия явно не русская. Осетин? Поэтому слишком сексуален, агрессивен и неверен по определению. Ну, а я и не ожидаю ничего постоянного».
От этих мыслей ее отвлекло то, что над ареной дали полный свет, а в зале, наоборот, притушили. С Жанной в гостевой ложе сидела парочка шушукающихся девиц — видимо, тоже подружки выступавших, и еще человек десять.
