Снаружи ее кожа была холодной, так что язык Гегеля чуть не застрял в ее ледяных складках, и белый пар, вырывавшийся из его рта, смешивался с бледными облачками из носа. Она терпеливо помогала ему, покуда Гегель не испустил дрожащий вздох, когда освежающая, живая влага охладила его горящую глотку, а затем сползла с кресла на пол и толчком уложила его на спину. Ощутив свой вкус в его поцелуе, она уселась на его черенок, и он принялся пахтать ее колодец. Его грубые руки с удивительной нежностью касались ее тела, когда она вела его пальцы от грудей ко рту, к заду, а затем обратно.
– Как тебя зовут? – прохрипел Гегель, которому отчаянно хотелось это узнать, прежде чем он окончательно потеряет себя. Он понимал, что готовится что-то важное, и почему-то чувствовал необходимость узнать имя прежде, чем все закончится. – Прошу, скажи!
– Зови меня Марией, – ухмыльнулась она и вновь взяла в рот его указательный палец, продолжая тереться об него.
Гегель кончил быстро, но она продолжала двигаться, когда он остановился, и, прежде чем Гроссбарт успел возразить или утратить крепость, его морщинистая возлюбленная прибегла к приему, который заставил бы даже самую опытную шлюху во всей Священной Римской империи пораженно почесать в затылке, и вскоре добилась желаемого. Возгоревшийся новым пылом Гегель не дал ей роздыху и вновь принялся за дело. Не сводивший глаз с маленького пятнышка шоколадного цвета, которое то и дело показывалось из-под складок кожи у нее на шее, Гегель не мог предвидеть, как внезапно закончится действие отвара и вернутся его прежние убеждения и взгляды.
Он подтянул ее ближе, их языки сплелись до самого высшего мига. Затем они отстранились друг от друга, их губы соединил мостик слюны, а перед глазами Гегеля вместо небесной Марии предстала уродливая старая ведьма.
Усохшие груди качнулись из стороны в сторону, язык мелькнул между нескольких уцелевших зубов и разорвал нитку слюны. Гегель сжался от ужаса и кончил в ее холодную липкость; заорал, когда понял, что его околдовали, и рванулся прочь от ведьмы, врезавшись головой в перевернутый столик. Одновременно в глазах потемнело, и его стошнило, а жестокий хохот старухи провожал его в ночные кошмары, которые не могли и надеяться на сравнение с его первым сексуальным опытом.
Гегель, как мог, держался в бессознательном состоянии, но в конце концов вокруг опять возникла тесная комната. Он сел и заметил, что карга склонилась над его братом. Поднимаясь на ноги, он бесшумно обнажил меч. «Ведьма, – подумал он, – ведьма, ведьма, ведьма!»
