. <...> Я мог бы возвратиться к моей старой работе по связям с прессой, если бы не событие, которое стало поворотным моментом в моей жизни. Я продал свой рассказ Эсквайру'. Рассказ назывался 'Лошадь на эскалаторе'. <....> Эсквайр' получил много лестных откликов на мой рассказ. <...> Следствием такой читательской реакции явилось приглашение на обед, полученное мной от редактора Эсквайра' Фреда Бирмингема. Обед состоялся в модном Чикагском ресторане. Я помню, как гардеробщица поморщилась и даже зажала нос, когда брала мою старую морскую тужурку. Тужурка сильно пахла еще с того времени, когда масло вытекло из бака нашего миноносца и затопило шкафчики с формой.
Фред попросил меня написать еще один рассказ. Я предложил свой самый известный [теперь] научно-фантастический рассказ 'Нульсторонний профессор'. Я был очарован топологией, отраслью математики, которая изучает свойства объектов, остающиеся неизменными при их искривлении или растяжении. <...> Фред попросил написать еще, и в течение года или двух я жил на доходы от Эсквайра'. За редким исключением все мои рассказы, написанные для Эсквайра', входят в сборник 'Нульсторонний профессор и другие фантастические, юмористические, детективные и философские истории'".
Рассказ, давший название сборнику, перевел французский журнал, и так он попал во многие научно-фантастические антологии, став самым популярным рассказом Гарднера. Но Гарднер пишет рассказы самых разных жанров, которые скрупулезно перечислены им в подзаголовке сборника. Место и время действия почти всех рассказов — Чикаго конца сороковых. За исключением, разумеется, "Тханга". Чикагский университет, где он учился, Чикаго-Луп, где в ресторанчике он встречался с друзьями-фокусниками, "Маршал-Филдс">17, где подрабатывал, показывая фокусы, Мидуэй>18, где как-то беседовал о том о сем с Торнтоном Уайлдером, и Пятидесятые улицы, по которым бродил и где зарождались его истории...
"Родимое пятно" и "Еще один мартини" — истории трогательные, почти сентиментальные, и, если бы не сдержанная манера изложения и обаятельный стиль Гарднера, из них вряд ли что-либо вышло.
Рассказы Гарднера — "для всех"! Как и все то, что он делал и писал на протяжении своей восьмидесятилетней писательской жизни. Гарднер интересовался Джойсом и Улипо, но вдохновляли его лорд Дансени и Честертон, в чем Гарднер охотно признается в кратких предуведомлениях к рассказам. В его рассказах довольно остроумные детективные сюжеты уживаются с ненавязчивыми литературными и философскими реминисценциями. Неслучайно тот же Адам Гопник назвал Гарднера "критически настроенным рационалистом, влюбленным в сдержанное английское воображение", — черта, проявившаяся уже в ранних его рассказах. При этом всю свою жизнь стремясь сделать сложное — простым, необъяснимое — ясным, стремясь приоткрыть завесу магии и волшебства, Гарднер рассказывает свои истории легко и свободно.
