Обедать я отправился в известный ресторан на углу Главной и Шестой улиц. Официантка посмотрела на меня с нескрываемым удивлением:
— Вы Майкл Браун?
— Так и есть, — сказал я. Она улыбнулась и протянула мне руку:
— Я Тельма О’Киф. Мы с вами слушали один и тот же курс алгебры.
Мы обменялись рукопожатием.
— Вряд ли вы меня вспомните, — сказала она. — Тогда я была толстой, застенчивой и не очень симпатичной девицей.
— В это трудно поверить, — сказал я, — сейчас вы великолепны.
— Спасибо, вы очень добры, сэр, — сказала она, улыбнувшись. — В алгебре вы были гением. Помните, как вы поймали мистера Миллера на ошибке, которую он допустил, решая задачу на доске, и насколько он был смущен?
— Отлично помню. Он был несчастным учителем. Думаю, он ненавидел математику.
— А я думаю, это я ненавидела математику, — сказала Тельма.
— Жаль это слышать. Математика может быть захватывающей и прекрасной, если только ее хорошо преподавать.
После того как Тельма принесла чек и вернула кредитку, я спросил:
— Могу ли я надеяться увидеть вас после работы? Может быть, мы могли бы сходить в какой-нибудь ночной бар и поболтать о прежних временах?
— Я заканчиваю в одиннадцать, — сказала она.
Я последовал за машиной Тельмы в небольшой, довольно приятный бар на окраине города по соседству с домом, где она жила. Она рассказала, что разведена и живет с десятилетним сыном. В баре подавали только пиво. Она ничего не пьет крепче пива, пояснила она, у ее бывшего мужа были проблемы с алкоголем. О подробностях расспрашивать я не стал. Боюсь, вместо этого я говорил слишком много о себе и еще больше о суперструнах.
Я приложил массу усилий, чтобы объяснить Тельме, что струны — это невероятно крошечные петли, подобные круглым резинкам, которые вибрируют с различной частотой.
Их частоты порождают все свойства элементарных частиц, таких как электрон или кварк. Самая простая вибрация струны определяет свойства, присущие гравитонам, гипотетическим частицам, которые передают гравитационные волны.
— У вас красивые темные глаза, — прервала она меня.
— Спасибо, — сказал я, — ваши глаза некрасивыми тоже никак не назовешь.
Я старался растолковать ей, каким образом знаменитый физик Эд Виттен>35 обобщил теорию суперструн в единую М-теорию. М обозначает мембраны или, если коротко, браны. Суперструны — это одномерные браны. Другие браны имеют более высокие размерности. В нашей вселенной, рассказывал я, десять или одиннадцать измерений, из которых шесть или семь сжаты в компактные крошечные сферы, которые крепятся к каждой точке нашего пространства-времени.
