Мой взгляд, наверное, потускнел, потому что внезапно мужчина остановился и спросил: «Я вас утомил?»
«Немного, – призналась я. – Итак, кто же вы – Добрый Самаритянин или Случайный Проявитель?»
«Я работаю в так называемом отделе „Затрат-Выгод“».
«Вы распоряжаетесь деньгами».
«Я помогаю распределять ресурсы организации. Которые значительны, но все-таки конечны».
«Под „ресурсами“ подразумеваются и люди?»
«Конечно».
«Что ж, если вы что-то понимаете в людях, то в курсе, что я вовсе не добрая самаритянка».
«Нет, я так о вас не думаю… – он положил в центр стола зеленый пистолет ЕП. – Узнаете?»
«В прошлый раз у меня был оранжевый».
«Тот, из Сиеста Корта, был стандартного образца. Это специальная модель».
«Что в ней специального?»
«Мы дойдем и до этого. Но сначала у меня к вам гипотетический вопрос. Тестовый».
«Хорошо».
«Есть два человека, оба злодеи. Один из них – бывший комендант концентрационного лагеря, он ответственен за убийство полумиллиона человек; ему девяносто лет, он тайно живет в южно-американских джунглях. Другой намного моложе – лет двадцати пяти, с отменным здоровьем, живет открыто в центре Сан-Франциско. Пока он убил только один раз, но обнаружил в себе вкус и талант к этому делу и, вероятно, будет убивать еще и еще… хотя, конечно, общее число его жертв никогда не сравнится со „списком“ коменданта.
Смерть любого из этих мужчин сделала бы мир лучше. У вас есть возможность избавиться от любого из них, но только от одного. Кого вы выбираете?»
«Это просто, – ответила я, – Молодого парня».
«Почему?»
«Потому что убить нациста – очевидный выбор, а вопрос был с подвохом».
«Умно, – сказал Верн, но его интонация намекала, что это вовсе не так. – А теперь, как насчет менее поверхностного ответа?»
«В этой гипотетической ситуации я должна быть вами?»
«Кем-то с моими должностными обязанностями, скажем так».
«Тогда ответ тот же. Молодого парня».
«Почему?»
«Его худшие дни еще впереди. А с нацистом все понятно, Холокост уже вывели на чистую воду, и в убийстве будет больше возмездия, но меньше чистой выгоды».
«А что насчет устрашения? – спросил Верн. – Убийство нациста помешает другим последовать по его стопам».
«Возможно, если бы это была публичная казнь. Если бы я была представителем власти, могла бы осудить его за геноцид, а затем повесить, взяв плату за представление. Это остудило бы горячие головы. Проблема в том, что я – не представитель власти, а член секретной организации, которая одевает своих агентов в форму девочек-болельщиц, чтобы люди не могли о них болтать. Казнь, о которой никто не знает, никого не остановит».
